Page 420 - Петр Первый

окна… У них были широкие лица, длинные волосы, на шапочках – медные орлы…
Графиня так испугалась, что стояла и глядела, как они подходят, указывая на нее и на
комендантский флаг над дверью. Солдаты окружили ее, тыча пальцами – заговорили
возбужденно и сердито… Один – плосколицый идол – толкнул ее и пошел в дом… Когда
он толкнул ее, будто простую бабу на базаре, в ней взорвалась вся ненависть, столь
долго душившая ее, – и к старому мужу, заевшему ее век, и к этим русским варварам,
доставлявшим столько страданий и страха… Она вцепилась в плосколицего солдата,
вытащила его из сеней, шипя и захлебываясь обрывками слов, царапала ему щеки, глаза,
кусала его,„била коленками… Солдат ошалело отбивался от взбесившейся бабы…
Повалился вместе с ней на камни… Его товарищи, дивясь такой бабьей лютости, взялись
ее оттаскивать, рассердились, навалились, разняли, а когда расступились – графиня
лежала ничком, свернув голову, с дурным, синим лицом… Один солдат одернул юбку на
ее заголившихся ногах, другой сердито обернулся к трем девочкам и мальчику в
дверях… Мальчик, перебирая ногами, кричал без голоса, без плача… Солдат сказал: «Ну
их к черту, выблядков, идем отсюда, ребята!..»

В три четверти часа все было кончено. Как ураган, ворвались русские на площади и
улицы старой Нарвы. Остановить, отбросить их было уже невозможно. Генерал Горн
приказал войскам отступать к земляному валу, отделявшему старый город от нового. Вал
был высок и широк, здесь он надеялся, что полкам царя Петра придется обильно
смочить своей кровью крутые раскаты.
Генерал сидел на лошади, опустившей голову до самых копыт. Поднявшийся свежий
ветер щелкал его личным – желто-черным – значком на высоком древке. Полсотни
кирасир угрюмо и неподвижно стояли полукругом за его спиной. С высокого вала
генералу видны были пролеты нескольких улиц. По ним должны отступать войска, но
улицы продолжали быть безлюдными. Генерал глядел и ждал, жуя сморщенными
губами. Вот на дальнем конце одной, потом и другой улицы стали перебегать человечки.
Он не мог понять – что это за человечки и зачем они перебегают? Кирасиры за спиной
его начали глухо ворчать. Появился отчаянно скачущий верховой, он спрыгнул с лошади
у подножья вала и, придерживая правой рукой окровавленную кисть левой руки, полез
по крутому откосу. Это был адъютант Бистрем, без шпаги, без пистолета, без шляпы, с
оторванной полой мундира…
– Генерал! – Он поднял к нему безумное лицо. – Генерал! О боже, боже мой!

– Я слушаю вас, поручик Бистрем, говорите спокойнее…

– Генерал, наши войска окружены. Русские свирепствуют… Я не видал такой резни…
Генерал, бегите в замок…
Генерал Горн растерялся. Теперь он понял – что это были за человечки, перебегавшие
вдали через улицы. Медленные мысли его, всегда приводившие к твердому решению, –
смешались… Он не мог ничего решить. Ноги его вылезли из стремян и повисли ниже
брюха лошади. Он не очнулся даже от клекчущих, тревожных восклицаний его
кирасир… С двух сторон по широкому валу во весь конский мах, с настигающим визгом,
мчались бородатые казаки в устрашающих высоких, сбитых на ухо бараньих шапках. Они
размахивали кривыми саблями и целились из длинных самопалов. Бистрем, чтобы не
видеть этого ужаса, припал лицом к лошади генерала. Кирасиры, оглядываясь друг на
друга, стали вынимать шпаги, бросали их на землю и слезали с коней.

Первым подскакал разгоряченный полковник Рен и схватил за узду лошадь генерала:
– Генерал Горн, вы мой пленник!

Тогда он, как сонный, приподнял руку со шпагой, и полковнику Рену, чтобы взять у него
шпагу, пришлось с силой разжать пальцы генерала, вцепившиеся в рукоять…

Не будь здесь фельдмаршала Огильви, давно бы Петр Алексеевич поскакал к войскам, –
за три четверти часа они сделали то, к чему он готовился четыре года, что томило и