Page 418 - Петр Первый

дай боже, не дай боже – вырваться фурии… Он тяжело дышал. Большая жилистая рука с
коротким рукавом, лежавшая среди дохлых карамор, искала что-то… нащупала гусиное
перо, сломала…
– Вот как, вот как, русский солдат – мужик с ружьем! – проговорил он сдавленным
горлом. – Плохого не вижу… Русский мужик – умен, смышлен, смел… А с ружьем –
страшен врагу… За все сие палкой не бьют! Порядка не знает? Знает он порядок. А когда
не знает – не он плох, офицер плох… А когда моего солдата надо палкой бить, – так бить
его буду я, а ты его бить не будешь…
…В шатер вошли генерал Чамберс, генерал Репнин и Александр Данилович Меньшиков.
Взяв по кубку вина из рук Макарова, сели где придется. Петр, поглядывая в рукопись
фельдмаршала со своими пометками, карандашом отчерчивая и помечая на карте (стоя
перед свечами и отмахиваясь от мошкары), – прочел военному совету ту диспозицию,
которая через несколько часов привела в движение все войска, батареи и обозы.
Простоволосые женщины кинулись к лошади генерала Горна. Схватили за узду, за
стремена, вцепились в полы его кожаного кафтана… Худые, черные от копоти пожаров,
выкатывая глаза – кричали: «Сдавай город, сдавай город…» Мрачные кирасиры – его
конвой, также схваченные, не могли к нему пробиться… Рев русских пушек сотрясал
дома на площади, забросанной обгорелыми балками, битой черепицей. Был седьмой день
канонады. Вчера генерал сурово отверг разумное и вежливое предложение
фельдмаршала Огильви – не подвергать город ужасам штурма и ярости ворвавшихся
войск. Генерал – вместо ответа – швырнул скомканное письмо фельдмаршала в лицо
парламентеру. Об этом узнал весь город.

Как бельма, тусклыми глазами генерал глядел на лица кричащих женщин, – они были
исковерканы страхом и голодом, – таково лицо войны! Генерал вытащил из ножен шпагу
и плашмя стал ударять ею по головам и понукать лошадь. Закричали: «Убей, убей! Топчи
до смерти!..» Он покачнулся – его тащили с седла… Тогда раздался неслыханный грохот,
содрогнулось даже его железное сердце. За черепичными крышами старого города
взвился черно-желтый столб дымного пламени – взорвались пороховые погреба. Высокая
башня старой ратуши зашаталась. Закричали истошные голоса, люди шарахнулись в
переулки, площадь опустела. Генерал, держа шпагу поперек седла, поскакал в
направлении бастиона Гонор. Из-за реки налетали крутым полетом быстро
увеличивающиеся шары, с шипением падали на крыши домов, нависших фасадами над
улицей, и на кривую улицу, крутились и разрывались… Генерал бил и бил огромными
шпорами шарахающуюся лошадь в окровавленные бока…
Бастион Гонор был окутан пылью и дымом. Генерал различил груды кирпича,
опрокинутые пушки, задранные ноги лошадей и – огромный пролом в сторону русских.
Стены рухнули до основания. Подошел раненный в лицо, серый от пыли командир полка.
Генерал сказал: «Приказываю – врага не пропустить…» Командир взглянул на него не то
с упреком, не то с усмешкой… Генерал отвернулся, толкнул лошадь и узкими
переулками поскакал к бастиону Виктория. Несколько раз ему пришлось прикрываться
кожаным рукавом от пламени горящих домишек. Подъезжая, он услышал взвывающий
полет ядер. Русские стреляли метко. Полуразбитые стены бастиона вспучивались,
взметывались и опадали. Генерал слез с лошади. Круглолицый, молочно-румяный
солдат, взявший у него повод, упрямо не глядел в глаза. Генерал ударил его кулаком в
перчатке снизу под подбородок и по рухнувшему кирпичу полез на уцелевшую часть
стены. Отсюда он увидел, что штурм начался…

Меньшиков бежал через плавучий мост среди низкорослых стрелков – ингерманландцев,
потрясая шпагой – кричал во весь рот. Все солдаты кричали во весь рот. По ним бухали
чугунные пушки с высоких стен Иван-города, бомбы шлепались в воду, нажимая воздух,
с шипеньем проносились над головами. Меньшиков добежал, соскочил на левый берег,
обернувшись – топал ногой, махал краем плаща… «Вперед, вперед!..» Горбатые от
ранцев стрелки густо бежали через осевший мост, – а ему казалось, что топчутся…
«Живей, живей!..» – и он, как пьяный, раскатывался сотворенной тут же руганью.
Здесь, на левом берегу, на узкой полосе, между рекой и сырой крепостной стеной
бастиона Виктория, было мало места, перебежавшие теснились, напирали, замедляли
шаг, пахло едким потом. Меньшиков по колена в воде побежал, перегоняя колонну: