Page 4 - Превращение

несколько смягчил ковер, да и спина оказалась эластичнее, чем предполагал Грегор,
поэтому звук получился глухой, не такой уж разительный. Вот только голову он держал
недостаточно осторожно и ударил ее; он потерся ею о ковер, досадуя на боль.
– Там что-то упало, – сказал управляющий в соседней комнате слева.

Грегор попытался представить себе, не может ли и с управляющим произойти нечто
подобное тому, что случилось сегодня с ним, Грегором; ведь вообще-то такой
возможности нельзя было отрицать. Но как бы отметая этот вопрос, управляющий
сделал в соседней комнате несколько решительных шагов, сопровождавшихся скрипом
его лакированных сапог. Из комнаты справа, стремясь предупредить Грегора, шептала
сестра:
– Грегор, пришел управляющий.
– Я знаю, – сказал Грегор тихо; повысить голос настолько, чтобы его услыхала сестра, он
не отважился.
– Грегор, – заговорил отец в комнате слева, – к нам пришел господин управляющий. Он
спрашивает, почему ты не уехал с утренним поездом. Мы не знаем, что ответить ему.
Впрочем, он хочет поговорить и с тобой лично. Поэтому, пожалуйста, открой дверь. Он
уж великодушно извинит нас за беспорядок в комнате.

– Доброе утро, господин Замза, – приветливо вставил сам управляющий.

– Ему нездоровится, – сказала мать управляющему, покуда отец продолжал говорить у
двери. – Поверьте мне, господин управляющий, ему нездоровится. Разве иначе Грегор
опоздал бы на поезд! Ведь мальчик только и думает что о фирме. Я даже немного
сержусь, что он никуда не ходит по вечерам; он пробыл восемь дней в городе, но все
вечера провел дома. Сидит себе за столом и молча читает газету или изучает
расписание поездов. Единственное развлечение, которое он позволяет себе, – это
выпиливание. За каких-нибудь два-три вечера он сделал, например, рамочку; такая
красивая рамочка, просто загляденье; она висит там в комнате, вы сейчас ее увидите,
когда Грегор откроет. Право, я счастлива, что вы пришли, господин управляющий; без
вас мы бы не заставили Грегора открыть дверь; он такой упрямый; и наверняка ему
нездоровится, хоть он и отрицал это утром.

– Сейчас я выйду, – медленно и размеренно сказал Грегор, но не шевельнулся, чтобы не
пропустить ни одного слова из их разговоров.

– Другого объяснения, сударыня, у меня и нет, – сказал управляющий. – Будем
надеяться, что болезнь его не опасна. Хотя, с другой стороны, должен заметить, что нам,
коммерсантам, – то ли к счастью, то ли к несчастью – приходится часто в интересах дела
просто превозмогать легкий недуг.
– Значит, господин управляющий может уже войти к тебе? – спросил нетерпеливый отец
и снова постучал в дверь.
– Нет, – сказал Грегор. В комнате слева наступила мучительная тишина, в комнате
справа зарыдала сестра.
Почему сестра не шла к остальным? Вероятно, она только сейчас встала с постели и еще
даже не начала одеваться. А почему она плакала? Потому что он не вставал и не впускал
управляющего, потому что он рисковал потерять место и потому что тогда хозяин снова
стал бы преследовать родителей старыми требованиями. Но ведь покамест это были
напрасные страхи. Грегор был еще здесь и вовсе не собирался покидать свою семью.
Сейчас он, правда, лежал на ковре, а, узнав, в каком он находится состоянии, никто не
стал бы требовать от него, чтобы он впустил управляющего. Но не выгонят же так уж
сразу Грегора из-за этой маленькой невежливости, для которой позднее легко найдется
подходящее оправдание! И Грегору казалось, что гораздо разумнее было бы оставить его
сейчас в покое, а не докучать ему плачем и уговорами. Но ведь всех угнетала – и это
извиняло их поведение – именно неизвестность.
– Господин Замза, – воскликнул управляющий, теперь уж повысив голос, – в чем дело?
Вы заперлись в своей комнате, отвечаете только «да» и «нет», доставляете своим