Page 9 - Превращение
P. 9

2
                Лишь в сумерках очнулся Грегор от тяжелого, похожего на обморок сна. Если бы его и
                не побеспокоили, он все равно проснулся бы ненамного позднее, так как чувствовал себя
                достаточно отдохнувшим и выспавшимся, но ему показалось, что разбудили его чьи-то
                легкие шаги и звук осторожно запираемой двери, выходившей в переднюю. На потолке и
                на верхних частях мебели лежал проникавший с улицы свет электрических фонарей, но
                внизу, у Грегора, было темно. Медленно, еще неуклюже шаря своими щупальцами,
                которые он только теперь начинал ценить, Грегор подполз к двери, чтобы досмотреть,
                что там произошло. Левый его бок казался сплошным длинным, неприятно саднящим
                рубцом, и он по-настоящему хромал на оба ряда своих ног. В ходе утренних
                приключений одна ножка – чудом только одна – была тяжело ранена и безжизненно
                волочилась по полу.
                Лишь у двери он понял, что, собственно, его туда повлекло; это был запах чего-то
                съедобного. Там стояла миска со сладким молоком, в котором плавали ломтики белого
                хлеба. Он едва не засмеялся от радости, ибо есть ему хотелось еще сильнее, чем утром, и
                чуть ли не с глазами окунул голову в молоко. Но вскоре он разочарованно вытащил ее
                оттуда; мало того, что из-за раненого левого бока есть ему было трудно, – а есть он мог,
                только широко разевая рот и работая всем своим туловищем, – молоко, которое всегда
                было его любимым напитком и которое сестра, конечно, потому и принесла, показалось
                ему теперь совсем невкусным; он почти с отвращением отвернулся от миски и пополз
                назад, к середине комнаты.
                В гостиной, как увидел Грегор сквозь щель в двери, зажгли свет, но если обычно отец в
                это время громко читал матери, а иногда и сестре вечернюю газету, то сейчас не было
                слышно ни звука. Возможно, впрочем, что это чтение, о котором ему всегда
                рассказывала и писала сестра, в последнее время вообще вышло из обихода. Но и кругом
                было очень тихо, хотя в квартире, конечно, были люди. «До чего же, однако, тихую
                жизнь ведет моя семья», – сказал себе Грегор и, уставившись в темноту, почувствовал
                великую гордость от сознания, что он сумел добиться для своих родителей и сестры
                такой жизни в такой прекрасной квартире. А что, если этому покою, благополучию,
                довольству пришел теперь ужасный конец? Чтобы не предаваться подобным мыслям,
                Грегор решил размяться и принялся ползать по комнате.

                Один раз в течение долгого вечера чуть приоткрылась, но тут же захлопнулась одна
                боковая дверь и еще раз – другая; кому-то, видно, хотелось войти, но опасения взяли
                верх. Грегор остановился непосредственно у двери в гостиную, чтобы каким-нибудь
                образом залучить нерешительного посетителя или хотя бы узнать, кто это, но дверь
                больше не отворялась, и ожидание Грегора оказалось напрасным. Утром, когда двери
                были заперты, все хотели войти к нему, теперь же, когда одну дверь он открыл сам, а
                остальные были, несомненно, отперты в течение дня, никто не входил, а ключи между
                тем торчали снаружи.

                Лишь поздно ночью погасили в гостиной свет, и тут сразу выяснилось, что родители и
                сестра до сих пор бодрствовали, потому что сейчас, как это было отчетливо слышно, они
                все удалились на цыпочках. Теперь, конечно, до утра к Грегору никто не войдет, значит,
                у него было достаточно времени, чтобы без помех поразмыслить, как ему перестроить
                свою жизнь. Но высокая пустая комната, в которой он вынужден был плашмя лежать на
                полу, пугала его, хотя причины своего страха он не понимал, ведь он жил в этой комнате
                вот уже пять лет, и, повернувшись почти безотчетно, он не без стыда поспешил уползти
                под диван, где, несмотря на то, что спину ему немного прижало, а голову уже нельзя
                было поднять, он сразу же почувствовал себя очень уютно и пожалел только, что
                туловище его слишком широко, чтобы поместиться целиком под диваном.

                Там пробыл он всю ночь, проведя ее отчасти в дремоте, которую то и дело вспугивал
                голод, отчасти же в заботах и смутных надеждах, неизменно приводивших его к
                заключению, что покамест он должен вести себя спокойно и обязан своим терпением и
                тактом облегчить семье неприятности, которые он причинил ей теперешним своим
                состоянием.

                Уже рано утром – была еще почти ночь – Грегору представился случай испытать
                твердость только что принятого решения, когда сестра, почти совсем одетая, открыла
                дверь из передней и настороженно заглянула к нему в комнату. Она не сразу заметила
   4   5   6   7   8   9   10   11   12   13   14