Page 63 - Приглашение на казнь
P. 63

наверху,  крупный,  вдвое  крупнее,  чем  в  натуре,  на  славу
                  выкрашенный  в  блестящий  желтоватый  цвет,  отполированный  и
                  плотно, как яйцо, сидевший в своей пробковой чашке, бутафорский
                  желудь.



                         XII




                       Он  проснулся от  глухого постукивания,  свербежа,  что-то
                  где-то осыпалось. Так, уснув с вечера здоровым, просыпаешься за
                  полночь в  жару.  Он довольно долго слушал эти звуки --  туруп,
                  туруп,  тэк,  тэк,  тэк,  -- без мысли об их значении, а просто
                  так, -- потому что они разбудили его, и потому что слуху ничего
                  другого   не   оставалось  делать.   Турупт,   стук,   скребет,
                  сыпь-сыпь-сыпь-сыпь. Где? Справа? Слева? Цинциннат приподнялся.
                       Он слушал,  --  вся голова обратилась в  слух,  все тело в
                  тугое сердце; он слушал и уже со смыслом разбирался в некоторых
                  признаках:  слабый настой темноты в  камере...  темное осело на
                  дно...  За  решеткой окна  --  серый полусвет:  значит --  три,
                  половина четвертого...  Замерзшие сторожа  спят...  Звуки  идут
                  откуда-то снизу,  -- нет, пожалуй, сверху, нет, все-таки снизу,
                  -- точно за спиной, на уровне пола, скребется железными когтями
                  большая мышь.
                       Особенно  волновала Цинцинната сосредоточенная уверенность
                  звуков,  настойчивая серьезность,  с которой они преследовали в
                  тишине крепостной ночи  --  быть  может,  еще  далекую,  --  но
                  несомненно достижимую цель. Сдерживая дыхание, он, с призрачной
                  легкостью,  как  лист папиросной бумаги,  соскользнул...  и  на
                  цыпочках,  по липкому,  цепкому...  к  тому углу,  откуда,  как
                  будто...  как будто...  но, подойдя, понял, что ошибся, -- стук
                  был правее и выше;  он двинулся --  и опять спутался, попавшись
                  на  том слуховом обмане,  когда звук,  проходя голову наискось,
                  второпях обслуживался не тем ухом.
                       Неловко  переступив,  Цинциннат задел  поднос,  стоявший у
                  стены на полу:  "Цинциннат!" -- сказал поднос укоризненно, -- и
                  тогда стук приостановился с резкой внезапностью, в которой была
                  для  слушателя отраднейшая разумность --  и,  неподвижно стоя у
                  стены,  большим пальцем ноги  придавливая ложечку на  подносе и
                  склонив  отверстую,  полую  голову,  Цинциннат чувствовал,  что
                  неизвестный копальщик тоже стынет и слушает, как и он.
                       Полминуты спустя,  тише, сдержаннее, но еще выразительнее,
                  еще  умнее,   возобновились  звуки.  Поворачиваясь  и  медленно
                  сдвигая ступню с  цинка,  Цинциннат попробовал снова определить
   58   59   60   61   62   63   64   65   66   67   68