Page 2 - Старик

бы очень хотела тебя увидеть под конец жизни, никого не осталось от тех
времен, братья погибли, отец умер в Ростове от тифа. А мама с сестрой
Варей и Вариным мужем уехали в двадцать первом году в Болгарию, потом
во
Францию. О них ничего не знаю. Я счастлива, что с такого замечательного
человека, как С.К. теперь снято позорное клеймо, которому я никогда не
верила. Мне ничего не сообщали, потому что никто не знает, что я была его
женой и родила от него сына. Даже мои родные не знали. Не понимаю,
отчего
я тебе так откровенно пишу? Твоя заметка меня расстроила. Я все годы была
как каменная. Не понимаю, почему написал именно ты. Неужели никого нет?
Я
давно не Игумнова, не Мигулина, я Нестеренко, по мужу, Нестеренко
Георгию
Федоровичу, с 1924 года, когда вышла за него замуж. Георгий Федорович
был
военным инженером, мы без конца ездили по стране, были на Дальнем
Востоке,
в Монголии, он погиб в Ленинграде, в блокаду. Сына моего любил, как
родного. Сын умер три года назад от болезни крови. Я живу недалеко от
Москвы, в поселке городского типа Клюквино, здесь большой институт,
где
мой внук работает. И его мать работает здесь же. Ехать из Москвы несложно:
поездом до Серпухова, потом минут сорок автобусом. Я бы мечтала тебя
увидеть, дорогой Павел! Когда-то не могла тебя видеть. Но это было

недолго. Дай бог, чтоб ты был жив и здоров. Иногда по ночам - особенно в
последнее время, когда стала старухой - вижу во сне нашу улицу на
Васильевском острове, наш трехэтажный дом с граненым выступом, где
было
что-то вроде чердака и где мы прятались иногда от взрослых. На жизнь я не
жалуюсь, хотя было много тяжелого. Павел, ответь, пускай двумя
строчками.
Обнимаю тебя. Твой старый друг Ася. Анна Константиновна Нестеренко.
P.S. Мне семьдесят три года, я совершенно седая, тощая и, конечно,
больная. Хожу с трудом, но по дому делаю всю работу, потому что найти
помощницу очень трудно. Посылаю на всякий случай фотографию внука и
его
жены Светланы, которая выглядит здесь гораздо наивнее и юнее, чем на
самом
деле. Они женаты полтора года. Павел, я навсегда запомнила, что ты был
первый, кто подошел ко мне тогда, в Михайлинской, запомнила твои слова,
твое лицо - все думали, что я без сознания, но я видела и слышала, только
ничего не чувствовала, конечно. Павел, прости меня, старуху, и
откликнись".
Павел Евграфович вертел фотографию, смотрел на пучеглазого молодого