Page 6 - Старик

утра. - Времена, времена! Какие, к черту? Возрождение, Микеланджело,
Лютер...
- Братцы, мы отклонились от темы. Мы говорили о Достоевском... -
пропищала коротышка в сарафанчике.
- Нельзя же помнить лишь зло - казни, изуверства... Ваш Белинский
называл его необыкновенным человеком...
- Белинский ваш! Заберите его себе!
- А расширение границ? Казань, Астрахань?
- Да не нужны мне даром! Что мне это расширение границ? На крови да на
утопленниках?
- Карла никто не называет злодеем, хотя Варфоломеевская ночь и Новгород
- почти одно время, а русский царь - это уж, конечно, страшилище.
- Братцы, мы подошли к царю Ивану от "все дозволено". Но "все
дозволено" - если нет бога...
- Царь Иван сделал бесконечно много для России! - тонким голосом
прокричал Николай Эрастович. Его лицо стало каменным и темным от
прилива
крови. И чего так разволновались из-за царя? Вот и Руслан вспылил,
побагровел и ручищу вознес, будто приготовился предать анафеме.
- Молчать! Вам кол по истории, товарищ кандидат наук! Царь Иван
разорвал Россию надвое и развратил всех: одних сделал палачами, других
жертвами... Ах, да что говорить! Когда напал Девлет-Гирей и надо было...
надо было... - Тут Руслан вдруг поник, опустился на стул и слабым,
задушенным голосом закончил: - Опричники, сволочи, и воевать-то не
умели... Откуда им?.. И сам сбежал, царь называется... Отдал нас на

поругание, спалили Москву поганые... - Еще что-то бубнил невнятное,
вытирая ладонью щеки, бороду. Ну, конечно, слезы. Когда выпивал,
становился безобразно слезлив.
Павел Евграфович смотрел на сына с тоской и тайной брезгливостью.
Одно
хорошо: Галя не видит. Пять лет назад, когда Галя еще была с ними, он этак
не выкамаривал. Вдруг Руслан вскочил и опрометью, будто его срочно
позвали, бросился в комнаты. Внутри дома что-то грохнуло с треском. Это он
дверью лупанул Вера вздрогнула. Гарик, игравший в шахматы, сказал: "Во
папа дает!" А Валентина спокойно продолжала убирать посуду, будто
ничего
не слышала. И Павел Евграфович подумал о ней с горечью и сердито, это
была
не его горечь, а Галина, которую он вдруг почувствовал... нет, подумал, не
бережет, не любит, и значит, не годится. Ей главное - удержать. Хоть
пьяного, инвалида, какого угодно развалюху, лишь бы с ней. Вот и допускает
до такого свинства, еще и сама способствует, потому что человек, лишенный
воли, никуда не уйдет Это она понимает, хитрая женщина. А что можно
сделать? Галя могла бы, а он нет, не умеет. Никогда не умел. Теперь уже
все на излете. Уже и детей жизнь на излете Но за этим привычным и