Page 5 - Старик

которых что-то происходило, но Павел Евграфович не прислушивался. Кое-
чего
он совсем не знал, кое о чем догадывался: например, о том, что у Руслана
опять появилась женщина, Валентина страдает, может быть, разойдутся, и о
том, что Верочка чем-то больна и нужно, чтобы она оставила работу и начала
лечиться. А чем больна Верочка, Павел Евграфович не знал, боялся узнавать
и не понимал, что бы он стал делать, узнав, потому что всем этим
занималась Галя. Вот и теперь - собрались на веранде, толкутся, шумят,
спорят, а о чем? Наверно, о какой-нибудь ерунде, по телевизору посмотрели.
Тот актер хорош, этот нехорош - вот и спор. И могут этак полдня языками
молоть, даром что воскресенье. Нет, прислушался и разобрал: о чем-то будто
другом. Об Иване Грозном, что ли. На историческую тему. Да им все едино,
лишь бы гром, спор, лишь бы свое "я" показать.
Особенно злой спорщик, конечно, Руслан, и всегда он то с сестрой
схлестывается, то с занудливым Николаем Эрастовичем, которого не
поймешь:
поистине святоша, а значит, вырос, да ума не вынес или же притворяется,
зачем-то хитрит. Этот Эрастович не очень-то Павлу Евграфовичу нравился,
даже не потому, что у Верочки с ним счастья нет и, видать, не будет - семь
лет дело тянется, все на той же точке, - а потому, что мужик какой-то
мороченый, непонятный. Как будто образованный человек, с Верочкой в
институте, а насчет библии, икон, церковных праздников и тому подобной
муры рассуждает, как богомольный старец.
- Папа, ты хочешь есть? Ты еще не завтракал? - спросила Вера, бросив на
отца разгоряченный, но совершенно пустой, невидящий взгляд.

Павел Евграфович, не отвечая, а только рукой показав: "Не беспокойся и
не мешай разговору!" - сел к столу, придвинул к себе блюдце с чашкой.
Верно, чайку захотелось. За столом, между тем, кипела баталия: Николай
Эрастович частым, гнусливым говором сыпал свое, Вера ему, конечно,
подпевала в большом возбуждении - и все насчет Ивана Грозного, как же их
проняло! - а Руслан за что-то их ужасно корил, и пальцем в них тыкал, и
гремел оглушающим, митинговым голосом, напомнившим старые
времена.
Впрочем, всегда орал в споре. То, что раньше называлось: брал на глотку.
Павел Евграфович давно зарекся с ним спорить. Ну его к богу в рай. Только
давление поднимать.
- Времена были адские, жестокие, поглядите на Европу, на мир... А
религиозные войны во Франции? Избиение гугенотов? А что творили
испанцы в
Америке?
- Оправдываете изувера! Садиста, черта! Сексуального маньяка! - орал
Руслан, вскидываясь из-за стола и норовя своей здоровенной
размахивающей
рукой приблизиться к лицу Николая Эрастовича; видно было, что пито уже
с