Page 16 - Тихий Дон
P. 16

Она промолчала. Туманен и далек был взгляд ее, устремленный на ущерб стареющего
               месяца.
                     Григорий, выпростав из кармана руку, внезапно притянул ее голову к себе. Она резко
               рванулась, привстала.
                     — Пусти!
                     — Помалкивай.
                     — Пусти, а то зашумлю!
                     — Погоди, Аксинья…
                     — Дядя Пантелей!..
                     — Ай  заблудилась? —  совсем  близко,  из  зарослей  боярышника,  отозвался  Пантелей
               Прокофьевич.
                     Григорий, сомкнув зубы, прыгнул с копны.
                     — Ты чего шумишь? Ай заблудилась? — подходя, переспросил старик.
                     Аксинья стояла возле копны, поправляя сбитый на затылок платок, над нею дымился
               пар.
                     — Заблудиться-то нет, а вот было-к замерзнула.
                     — Тю, баба, а вот, гля, копна. Посогрейся.
                     Аксинья улыбнулась, нагнувшись за мешком.

                                                               V

                     До хутора Сетракова — места лагерного сбора — шестьдесят верст. Петро Мелехов и
               Астахов Степан ехали на одной бричке. С ними еще трое казаков-хуторян: Федот Бодовсков
               — молодой калмыковатый и рябой казак, второочередник лейб-гвардии Атаманского полка
               Хрисанф  Токин,  по  прозвищу  Христоня,  и  батареец  Томилин  Иван,  направлявшийся  в
               Персиановку. В бричку после первой же кормежки запрягли двухвершкового Христониного
                                                        5
               коня  и  Степанового  вороного                  .  Остальные  три  лошади,  оседланные,  шли  позади.
               Правил здоровенный и дурковатый, как большинство атаманцев, Христоня. Колесом согнув
               спину, сидел он впереди, заслонял в будку свет, пугал лошадей гулким октавистым басом. В
               бричке,  обтянутой  новеньким  брезентом,  лежали,  покуривая,  Петро  Мелехов,  Степан  и
               батареей, Томилин. Федот Бодовсков шел позади; видно, не в тягость было ему втыкать в
               пыльную дорогу кривые свои калмыцкие ноги.
                     Христонина  бричка шла  головной.  За  ней  тянулись  еще  семь  или восемь  запряжек  с
               привязанными оседланными и не оседланными лошадьми.
                     Вихрились  над  дорогой  хохот,  крики,  тягучие  песни,  конское  порсканье,  перезвяк
               порожних стремян.
                     У Петра в головах сухарный мешок. Лежит Петро и крутит желтый длиннющий ус.
                     — Степан!
                     — А?
                     — …на! Давай служивскую заиграем?
                     — Жарко дюже. Ссохлось все.
                     — Кабаков нету на ближних хуторах, не жди!
                     — Ну, заводи. Да ты ить не мастак. Эх, Гришка ваш дишканит! Потянет, чисто нитка
               серебряная, не голос. Мы с ним на игрищах драли.
                     Степан откидывает голову, прокашлявшись, заводит низким звучным голосом:

                                         Эх ты, зоренька-зарница,
                                         Рано на небо взошла…


                 5   двухвершковый  конь  —  конь  ростом  в  два  аршина  и  два  вершка;  в  царскую  армию  казак  обязан  был
               явиться со своим конем не ниже двух аршин и полвершка
   11   12   13   14   15   16   17   18   19   20   21