Page 213 - Тихий Дон
P. 213

К  концу  первой  партии  пришли  офицеры  пятой  сотни  —  есаул  Калмыков  и  сотник
               Чубов.
                     — Новость! — еще с порога крикнул Калмыков, — Полк, по всей вероятности, снимут.
                     — Откуда это? — недоверчиво улыбнулся седоватый подъесаул Меркулов.
                     — Не веришь, дядя Петя?
                     — Признаться, нет.
                     — По  телефону  передал  командир  батареи.  Откуда  он  знает?  Как  же,  ведь  он  вчера
               только из штаба дивизии.
                     — В баньке попариться не плохо бы.
                     Чубов,  блаженно  улыбаясь,  сделал  вид,  будто  хлещет  себя  по  ягодицам  веником.
               Меркулов засмеялся:
                     — В нашей землянке остается котел лишь поставить: воды хоть отбавляй.
                     — Мокро,  мокро,  хозяева, —  брюзжал  Калмыков,  оглядывая  бревенчатые  стены  и
               хлюпкий земляной пол.
                     — Болото под боком.
                     — Благодарите всевышнего, что сидите у болота, как у Христа за пазухой, — вмешался
               в разговор Бунчук. — На чистом наступают, а мы тут за неделю по обойме расстреливаем.
                     — Лучше наступать, чем гнить здесь заживо.
                     — Не  для  того  держат  казаков,  дядя  Петя,  чтобы  уничтожать  их  в  атаках.  Ты
               лицемерно наивничаешь.
                     — Для чего же, по-твоему?
                     — Правительство  в  нужный  момент  попытается,  по  старой  привычке,  опереться  на
               плечо казака.
                     — Ересь несешь. — Калмыков махнул рукой.
                     — Как это — ересь?
                     — А так.
                     — Оставь, Калмыков! Истину нечего опровергать.
                     — Какая уж там истина…
                     — Да ведь это же общеизвестно. Что ты притворяешься?
                     — Внимание,  гас-па-да  афицеры! —  крикнул  Чубов  и,  театрально  раскланиваясь,
               указал на Бунчука: — Хорунжий Бунчук сейчас начнет вещать по социал-демократическому
               соннику.
                     — Петрушку  валяете? —  ломая  глазами  взгляд  Чубова,  усмехнулся  Бунчук. —  А
               впрочем, продолжайте  —  у всякого свое призванье. Я говорю, что мы не видим войны со
               средины прошлого года. С той поры, как только началась позиционная война, казачьи полки
               порассовали по укромным местам и держат под спудом до поры до времени.
                     — А потом? — спросил Листницкий, убирая шахматы.
                     — А потом, когда на фронте начнутся волнения, —  а это неизбежно: война начинает
               солдатам надоедать, о чем свидетельствует увеличение числа дезертиров, — тогда подавлять
               мятежи, усмирять кинут казаков. Правительство держит казачье войско, как камень на палке.
               В нужный момент этим камнем оно попытается проломить череп революции.
                     — Увлекаешься,  милейший  мой!  Предположения  твои  довольно-таки шатки.  Прежде
               всего, нельзя предрешить ход событий. Откуда ты знаешь о будущих волнениях и прочем? А
               если  мы  предположим  такую  вещь:  союзники  разбивают  немцев,  война  завершается
               блистательным  концом, —  тогда  какую  роль  ты  отводишь  казачеству? —  возразил
               Листницкий.
                     Бунчук скупо улыбнулся.
                     — Что-то не похоже на конец, а тем более блистательный.
                     — Кампанию затянули…
                     — И еще туже затянут, — пообещал Бунчук.
                     — Ты когда из отпуска? — спросил Калмыков.
                     — Позавчера.
   208   209   210   211   212   213   214   215   216   217   218