Page 212 - Тихий Дон

сына, лепетала что-то свое, несвязное, не передаваемое словами, а в сенцах — цепляясь за
дверь, чтобы не упасть, стояла побледневшая Наталья, мучительно улыбаясь, падала,
срезанная беглым растерянным взглядом Григория…
Ночью Пантелей Прокофьевич, толкая в бок Ильиничну, шептал:
— Глянь потихоньку: вместе легли али нет?
— Я постелила им на кровати.
— А ты глянь, глянь!
Ильинична глянула сквозь дверную щель в горницу, вернулась.
— Вместе.
— Ну, слава богу! Слава богу! — закрестился старик, приподнимаясь на локте,
всхлипывая.

* КНИГА ВТОРАЯ *

* ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ *

I

Тысяча девятьсот шестнадцатый год. Октябрь. Ночь. Дождь и ветер. Полесье. Окопы
над болотом, поросшим ольхой. Впереди проволочные заграждения. В окопах холодная
слякоть. Меркло блестит мокрый щит наблюдателя. В землянках редкие огни. У входа в одну
из офицерских землянок на минуту задержался приземистый офицер; скользя мокрыми
пальцами по застежкам, он торопливо расстегнул шинель, стряхнул с воротника воду,
наскоро вытер сапоги о втоптанный в грязь пучок соломы и только тогда толкнул дверь и,
пригибаясь, вошел в землянку.
Желтый стяг света, падавшего от маленькой керосиновой лампы, маслено блеснул в
лицо пошедшему. С дощатой кровати приподнялся офицер в распахнутой тужурке, провел
рукою по всклокоченным седеющим волосам, зевнул:
— Дождь?
— Идет, — ответил гость и, раздевшись, повесил на гвоздь у входа шинель и
обмякшую от влаги фуражку. — У вас тепло. Надышали.
— Мы недавно протопили. Скверно то, что выступает подпочвенная вода. Дождь,
черти б его нюхали, выживает нас… а? Как вы думаете. Бунчук?
Потирая руки, Бунчук сгорбился, сел около печурки на корточки:
— Настил положите. В нашей землянке — красота: босым можно ходить. Где же
Листницкий?
— Спит.
— Давно?
— Вернулся с обхода и лег.
— Будить пора?
— Валяйте. В шахматы поиграем.
Бунчук указательным пальцем смахнул с широких и густых бровей дождевую
сырость, — не поднимая головы, тихонько окликнул:
— Евгений Николаевич!
— Спит, — вздохнул седоватый офицер.
— Евгений Николаевич!
— Ну? — Листницкий приподнялся на локте.
— В шахматы сыграем?
Листницкий свесил ноги, долго растирал розовой мягкой подушечкой ладони пухлую
грудь.