Page 210 - Тихий Дон

вдруг засуетился, достал кисет, искал в карманах бумагу. С необъятной тоской он бегло
осмотрел лицо Аксиньи.
Она чертовски похорошела за время его отсутствия.
Что-то новое, властное появилось в посадке красивой головы, лишь пушистые крупные
кольца волос были те же да глаза… Губительная, огневая ее красота не принадлежала ему.
Еще бы, ведь она любовница панского сына.
— Ты… не похожа на горнишную, на экономку скорее.
Она метнула пугливый взгляд, принужденно засмеялась.
Волоча за собой сумку, Григорий пошел к двери.
— Ты куда?
— Покурить выйду.
— Яишня сжарилась, погоди.
— Я зараз.
На крыльце Григорий достал со дна солдатского подсумка бережно завернутый в
клейменую чистую рубаху расписной платок. Его купил он в Житомире у торговца-еврея за
два рубля и хранил как зеницу ока, вынимал на походе и любовался его переливчатой
радугой цветов, предвкушал то восхищение, которое охватит Аксинью, когда он,
вернувшись домой, развернет перед ней узорчатую ткань. Жалкий подарок! Григорию ли
соперничать в подарках с сыном богатейшего в верховьях Дона помещика? Поборов
подступившее сухое рыдание, Григорий разорвал платок на мелкие части, сунул под
крыльцо. Сумку швырнул на лавку, вошел в комнату.
— Садись, я разую тебя, Гриша.
Белыми, отвыкшими от работы руками Аксинья стащила с Григория тяжелые
солдатские сапоги и, припав к его коленям, долго беззвучно рыдала. Григорий дал ей
выплакаться, спросил?
— Чего ж ты кричишь? Аль не рада мне?
Уснул он скоро.
Аксинья раздетая вышла на крыльцо и под холодным пронизывающим ветром, под
похоронный вой сиверки простояла на крыльце, обняв мокрый столб, не меняя положения до
рассвета.
Утром Григорий надел шинель, пошел в дом. Старый пан стоял у крыльца, одетый в
меховую куртку и пожелтевшую каракулевую папаху.
— Вот он, георгиевский кавалер. Однако ты возмужа-а-ал, брат!
Он козырнул Григорию и протянул руку.
— Надолго прибыл?
— На две недели, ваше превосходительство.
— Дочь-то похоронили. Жаль, жаль…
Григорий промолчал. На крыльцо, натягивая перчатки, выходил Евгений.
— Григорий? Ты откуда?
У Григория темнело в глазах, но он улыбался.
— Из Москвы, в отпуск…
— Вот как. У тебя ранение в глаз?
— Так точно.
— Я слышал. Каким он молодцом стал, а, папа? — Сотник кивнул головой на
Григория, повернулся лицом к конюшне. — Никитич, лошадей!
Степенный Никитич кончил запряжку и, неприязненно косясь на Григория, подвел к
крыльцу старого серого рысака. Под колесами легонькой пролетки хрупко шуршала,
сдавливаясь, сшитая ледком земля.
— Ваше благородие, дозвольте вас прокатить по старой памяти? — обратился
Григорий к Евгению, заискивающе улыбаясь.
«Не догадывается, бедняк», — удовлетворенно улыбнулся тот и блеснул из-под пенсне
глазами.