Page 615 - Тихий Дон

— Черт его не взял! — горячо и быстро лопочет баба. — Он себе ишо выстроит, а я за
какую петлю строилась бы, ежли б сожгли! У Федота — кубышка золота зарытая, а у меня…
весь век по чужим людям, у нужды на поводу!
— Пустите, маманя! Мне с пакетом надо поспешать, — просит всадник, наклоняясь с
седла.
Мать идет рядом с лошадью, на ходу целует черную от загара руку сына, бежит к своей
повозке, а всадник юношеским тенорком кричит:
— Сторонись! С пакетом к командующему! Сторонись!
Лошадь его горячится, вертит задом, выплясывает. Люди неохотно расступаются,
всадник едет с кажущейся медлительностью, но вскоре исчезает за повозками, за спинами
быков и лошадей, и только пика колышется над многолюдной толпой, приближаясь к Дону.

LXI

За день на левую сторону Дона были переброшены все повстанческие части и беженцы.
Последними переправлялись конные сотни Вешенского полка 1-й дивизии Григория
Мелехова.
До вечера Григорий с двенадцатью отборными сотнями удерживал натиск красной 33-й
Кубанской дивизии. Часов в пять от Кудинова получил уведомление о том, что воинские
части и беженцы переправлены, и тогда только отдал приказ об отступлении.
По разработанному заранее плану, повстанческие сотни Обдонья должны были
переправиться и разместиться каждая против своего хутора. К полудню в штаб стали
поступать донесения от сотен. Большинство их уже расположилось по левобережью против
своих хуторов.
Туда, где между хуторами были интервалы, штаб перебросил сотни из казаков степной
полосы побережья. Кружилинская, Максаево-Сингинская, Каргинская пешая, Латышевская,
Лиховидовская и Грачевская сотни заняли промежутки между Пегаревкой, Вешенской,
Лебяжинским, Красноярским, остальные отошли в тыл, на хутора Задонья — Дубровку,
Черный, Гороховку — и должны были, по мысли Сафонова, составить тот резерв, который
понадобился бы командованию в случае прорыва.
По левой стороне Дона, от крайних к западу хуторов Казанской станицы до
Усть-Хопра, на сто пятьдесят верст протянулся повстанческий фронт.
Переправившиеся казаки готовились к позиционным боям: спешно рыли траншеи,
рубили и пилили тополя, вербы, дубы, устраивали блиндажи и пулеметные гнезда. Все
порожние мешки, найденные у беженцев насыпали песком, укладывали внакат, бруствером,
перед сплошной линией траншей.
К вечеру рытье траншей всюду было закончено. За Вешенской в сосновых посадках
замаскировались 1-я и 3-я повстанческие батареи. На восемь орудий имелось всего-навсего
пять снарядов. На исходе были и винтовочные патроны. Кудинов с коннонарочными
разослал приказ, строжайше запрещавший отстреливаться. В приказе предлагалось выделить
из сотен по одному, по два наиболее метких стрелка, снабдить их достаточным числом
патронов, с тем чтобы эти сверхметкие стрелки уничтожали красных пулеметчиков и тех
красноармейцев, которые будут показываться на улицах правобережных хуторов. Остальным
разрешалось стрелять только в том случае, если красные вздумают предпринять попытку к
переправе.
Григорий Мелехов уже в сумерках объехал разбросанные вдоль Дона части своей
дивизии, ночевать вернулся в Вешенскую.
Разводить огни в займище было воспрещено. Не было огней и в Вешенской. Все
Задонье тонуло в лиловой мгле.
Рано утром на базковском бугре появились первые красные разъезды. Вскоре они
замаячили по всем курганам правобережья от Усть-Хоперской до Казанской. Красный фронт
могущественной лавой подкатывался к Дону. Потом разъезды скрылись, и до полудня бугры