Page 109 - Избранное
P. 109

Давеча осматривали эту мою печку. Вьюшки глядели. Ныряли туда вовнутрь головой.
                     — Нету, — говорят. — Жить можно.
                     — Товарищи,  —  говорю,  —  довольно стыдно такие слова произносить: жить можно.
               Мы завсегда угораем через вашу печку. Давеча кошка даже угорела. Ее тошнило давеча у
               ведра. А вы говорите — жить можно.
                     Председатель жакта говорит:
                     — Тогда, говорит, устроим сейчас опыт и посмотрим, угорает ли ваша печка. Ежли мы
               сейчас после топки угорим — ваше счастье — переложим. Ежли не угорим — извиняемся за
               отопление.
                     Затопили мы печку. Расположились вокруг ее.
                     Сидим. Нюхаем.
                     Так, у вьюшки, сел председатель, так — секретарь Грибоедов, а так, на моей кровати,
               — казначей.
                     Вскоре стал, конечно, угар по комнате проноситься.
                     Председатель понюхал и говорит:
                     — Нету. Не ощущается. Идет теплый дух, и только.
                     Казначей, жаба, говорит:
                     — Вполне отличная атмосфера. И нюхать ее можно. Голова через это не ослабевает. У
               меня, говорит, в квартире атмосфера хуже воняет, и я, говорит, не скулю понапрасну. А тут
               совершено дух ровный.
                     Я говорю:
                     — Да как же, помилуйте, — ровный. Эвон как газ струится.
                     Председатель говорит:
                     — Позовите  кошку.  Ежели  кошка  будет  смирно  сидеть,  значит,  ни  хрена  нету.
               Животное завсегда в этом бескорыстно. Это не человек. На нее можно положиться.
                     Приходит кошка. Садится на кровать. Сидит тихо. И, ясное дело, тихо она несколько
               привыкшая.
                     — Нету, — говорит председатель, — извиняемся.
                     Вдруг казначей покачнулся на кровати и говорит:
                     — Мне надо, знаете, спешно идти по делу.
                     И сам подходит до окна и в щелку дышит.
                     И сам стоит зеленый и прямо на ногах качается.
                     Председатель говорит:
                     — Сейчас все пойдем.
                     Я оттянул его от окна.
                     — Так, — говорю, — нельзя экспертизу строить.
                     Он говорит:
                     — Пожалуйста. Могу отойти. Мне ваш воздух вполне полезный. Натуральный воздух,
               годный для здоровья. Ремонта я вам не могу делать. Печка нормальная.
                     А через полчаса, когда этого самого председателя ложили на носилки и затем задвигали
               носилки в каретку скорой помощи, я опять с ним разговорился.
                     Я говорю:
                     — Ну, как?
                     — Да нет, — говорит, — не будет ремонта. Жить можно.
                     Так и не починили.
                     Ну что ж делать? Привыкаю. Человек не блоха — ко всему может привыкнуть.
                     1928

                                                     ИНОСТРАНЦЫ

                     Иностранца  я  всегда  сумею  отличить  от  наших  советских  граждан.  У  них,  у
               буржуазных  иностранцев,  в  морде  что-то  заложено  другое.  У  них  морда,  как  бы  сказать,
   104   105   106   107   108   109   110   111   112   113   114