Page 113 - Избранное

Ну, хорошо, с лампочки. Один сознательный жилец лампочку-то, может, на пять минут
зажигает, чтоб раздеться или блоху поймать. А другой жилец до двенадцати ночи чего-то
там жует при свете. И электричество гасить не хочет. Хотя ему не узоры писать.
Третий найдется такой, без сомнения интеллигент, который в книжку глядит буквально
до часу ночи и больше, не считаясь с общей обстановкой.
Да, может быть, еще лампочку перевертывает на более ясную. И алгебру читает, что
днем.
Да закрывшись еще в своей берлоге, может, тот же интеллигент на электрической
вилке кипяток кипятит или макароны варит. Это же понимать надо!
Один у нас такой был жилец — грузчик, так он буквально свихнулся на этой почве. Он
спать перестал и все добивался, кто из жильцов по ночам алгебру читает и кто на вилках
продукты греет. И не стало человека. Свихнулся.
И после того как он свихнулся, его комнату заимел его родственник. И вот тогда и
началась форменная вакханалия.
Каждый месяц у нас набегало по счетчику, ну, не более двенадцати целковых. Ну, в
самый захудалый месяц, ну, тринадцать. Это, конечно, при контроле жильца, который
свихнулся. У него контроль очень хорошо был поставлен. Он, я говорю, буквально ночи не
спал и каждую минуту ревизию делал. То сюда зайдет, то туда. И все грозил, что топором
разрубит, если найдет излишки. Еще удивительно, как другие жильцы с ума не свихнулись
от такой жизни.
Так вот, имели в месяц не свыше двенадцати рублей.
И вдруг имеем шестнадцать. Пардон! В чем дело? Это какая же собака навертела такое
количество? Или это вилка, или грелка, или еще что.
Поругались, поругались, но заплатили.
Через месяц имеем обратно шестнадцать.
Которые честные жильцы, те прямо говорят:
— Неинтересно жить. Мы будем, как подлецы, экономить, а другие току не жалеют.
Тогда и мы не будем жалеть. Тогда и мы будем вилки зажигать и макароны стряпать.
Через месяц мы имели по счетчику девятнадцать.
Ахнули жильцы, но все-таки заплатили и начали наворачивать. Свет не тушат. Романы
читают. И вилки зажигают.
Через месяц имели двадцать шесть.
И тогда началась полная вакханалия.
Одним словом, когда докрутили счетчик до тридцати восьми рублей, тогда пришлось
прекратить энергию. Все отказались платить. Один интеллигент только умолял и за провод
цеплялся, но с ним не посчитались. Обрезали.
Конечно, это сделали временно. Никто не против электрификации. На общем собрании
так и заявили: дескать, никто не против и в дальнейшем похлопочем и включимся в сеть. А
пока и так ладно. Дело тем более к весне. Светло. А там лето. Птички поют. И свет ни к
чему. Не узоры писать. Ну, а зимой — там видно будет. Зимой, может, снова включим
электрическую тягу. Или контроль устроим, или еще что.
А пока надо летом отдохнуть. Устали от этих квартирных делов.
1929

ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ

Во время знаменитого крымского землетрясения жил в Ялте некто такой Снопков.
Он сапожник. Кустарь. Он держал в Ялте мастерскую. Не мастерскую, а такую
каменную будку имел, такую небольшую халупку.
И он работал со своим приятелем на пару. Они оба — два приезжие были. И
производили починку обуви как местному населению, так и курсовым гражданам.
И они жили определенно не худо. Зимой, безусловно, голодовали, но летом работы