Page 118 - Избранное
P. 118
Не хочет.
Спасибо ребята срамить начали.
— Да брось ты, — говорят, — Катюша, свое мещанство. Любовь свободная.
Ломается. Все-таки, поломавшись, через неделю зашла. Зашла и чуть не плачет, дура
такая глупая.
— Не могу, — говорит, — заходить. Симпатии, говорит, к вам не ощущаю.
— Э, — говорю, — гражданка! Знаем мы эти мещанские штучки. Может, говорю, вам
блондины эффектней, чем брунеты? Пора бы, говорю, отвыкнуть от мещанской разницы.
Молчит. Не находит чего сказать.
— Пущай, — говорит, — мещанство лучше, а только не могу к вам заходить. В союз
пойду жалиться.
Я говорю:
— Да я сам на тебя в Петросовет доложу за твои мещанские штучки.
Так и махнул на нее рукой. Потому вижу, девчонка с головой погрязши в мещанство. И
добро бы старушка или паразит погрязши, а то молоденькая, полненькая, осьмнадцати лет
нет. Обидно.
1932
ПОЛЕТЕЛИ
Девятая объединенная артель кустарей два года собирала деньги на аэроплан.
И в газетах воззвания печатала, и особые красочные плакаты вывешивала, и дружескую
провокацию устраивала. И чего-чего только не делала! Одних специальных собраний
устроено было не меньше десятка.
А какой был подъем! Какие были мечты! Планы какие! Сколько фантазии и крови было
истрачено на одно лишь название аэроплана!
На собрании председателя артели буквально закидывали вопросами. Кустари главным
образом интересовались: будет ля аэроплан принадлежать всецело Добролету, или же он
будет являться собственностью артели? И может ли каждый кустарь, внесший некоторую
сумму, лететь на нем по воздуху?
Председатель, счастливый и возбужденный, говорил охриплым голосом:
— Товарищи, можно! Конечно, можно! Летайте себе на здоровье. Дайте только вот
собрать деньги… И тогда полетим… Эх, красота! Простор…
— Главное, что на собственном полетим, — восхищались в артели. — На чужом-то,
братцы, и лететь как-то неохота. Скучно на чужом лететь…
— Да уж какое там летанье на чужом, — подтверждали кустари. — На своем, братцы, и
смерть красна.
Председатель обрывал отдельные восхищенные выкрики и просил организованно
выражать свои чувства.
И все кустари, восхищенные новой идеей и возможностью летать по воздуху,
наперерыв просили слова, яркими красками расписывали ближайшие возможности и
клеймили несмываемым позором малодушных, не внесших еще на аппарат. Даже секретарь
артели, несколько унылый и меланхолический субъект, дважды отравленный газами в
царскую войну, на вопрос председателя высказаться по существу говорил:
— Без аэроплана, товарищи, как без рук. Ну на чем лететь прикажете? На столе не
полетишь. А тут захотел куда-нибудь полететь — сел и полетел. Только и делов.
Два года артель с жаром и пылом собирала деньги и на третий год стала подсчитывать
собранные капиталы.
Оказалось — семнадцать рублей с небольшими копейками.
На экстренном, чрезвычайном собрании председатель сказал короткую, но сильную
речь.
— В рассуждении того, — сказал председатель, — что аэроплан стоит неизмеримо