Page 223 - Избранное

он начал понимать что-то Но потом в голове его снова все мешалось и путалось. И он
признавался себе, что он не знает, как, в сущности, надо было бы жить, чтоб не испытывать
того, что он сейчас чувствует.
А он чувствует, что его игра проиграна и что жизнь спокойно продолжается без него.
Он несколько дней кряду ходил по комнате в страшном волнении А в тот день, когда
волнение достигло наивысшего напряжения, тетушка Аделаида принесла письмо на имя
Аполлона Семеновича Перепенчука. Это письмо было от Тамары.
Она с жеманностью кокетливой женщины писала в грустном, лирическом тоне о том,
что нынче она выходит замуж за некоего иностранного коммерсанта Глобу и что, делая этот
шаг, она не хочет оставить о себе дурных воспоминаний в памяти Аполлона Перепенчука.
Она, дескать, просит его всепокорнейше извинить за все то, что она с ним сделала, она
прощенья просит, ибо знает, какой смертельный удар ему нанесла.
Тихо смеялся Аполлон Перепенчук, читая это письмо.
Однако ее непоколебимая уверенность в том, что он, Аполлон Перепенчук, погибает
из-за нее, ошеломила его.
И, думая об этом, он вдруг отчетливо понял, что ему ничего не нужно, даже не нужна
та, из-за которой он погибает. И еще ясно, окончательно понял, что он погибает, в сущности,
не из-за нее, а погибает оттого, что он не так жил, как нужно. И тут снова все в голове его
мешалось и путалось.
И он хотел тотчас пойти к ней и сказать, что не она виновата, а он сам виноват, что он
сам совершил ошибку в своей жизни.
Но не пошел, потому что он не знал, в чем заключаллась его ошибка.
Аполлон Семенович Перепенчук пошел к Тамаре спустя неделю. Это произошло
неожиданно. Однажды вечером он тихо оделся и, сказав тетушке Аделаиде, что у него болит
голова и что он хочет поэтому пройтись по городу, вышел.
Он долго и бесцельно бродил по улицам, не думая о том, что пойдет к Тамаре.
Необыкновенные думы о бессмысленном существовании не давали ему покоя. Он, сняв
фуражку, бродил по улицам, останавливаясь у темных деревянных домов, заглядывая в
освещенные окна, стараясь наконец понять, проникнуть, узнать, как живут люди и в чем их
существование. В освещенных окнах он видел за столом мужчин в подтяжках, женщин за
самоваром, детей… Иные мужчины играли в карты, иные сидели, не двигаясь, бессмысленно
смотря на огонь, женщины мыли чашки или шили и почти все — ели, широко и беззвучно
открывая рты. И, за двумя рядами стекол, Аполлону Перепенчуку казалось, что он слышит
их чавканье.
От дома к дому переходил Аполлон Семенович и вдруг очутился у дома Тамары.
Аполлон Перепенчук прильнул к окну ее комнаты. Тамара лежала на диване и казалась
спящей. Вдруг Аполлон Семенович, неожиданно для самого себя, постучал по стеклу
пальцами.
Тамара вздрогнула, вскочила, прислушиваясь. Потом подошла к окну, стараясь в
темноте узнать, кто стучал, Но не узнала и крикнула: "Кто?"
Аполлон Семенович молчал.
Она выбежала на улицу и, узнав его, повела в комнаты. Она стала сердито говорить,
что не для чего ему приходить к ней, что все наконец кончено, что неужели ему
недостаточно ее письменных извинений…
Аполлон Перепенчук смотрел на ее красивое лицо и думал, что незачем ей говорить о
том, что не она виновата, а он виноват, что он не так жил, как нужно, — она не поймет и не
захочет понять, оттого что в этом у ней была какая-то радость и, может быть, гордость.
И он хотел уж уходить, но вдруг что-то остановило его. Он долго стоял посреди
комнаты, напряженно думая, странное успокоение пришло к нему. И он, оглядев комнату
Тамары, бессмысленно улыбаясь, вышел.
Он вышел на улицу, прошел два квартала, надел фуражку. Остановился.
— Что такое?