Page 226 - Избранное

жить и какую ошибку он совершил в своей жизни. Да и была ли эта ошибка? Может быть,
никакой ошибки и не было, а была жизнь, простая, суровая и обыкновенная, которая только
немногим позволяет улыбаться и радоваться.
Однако все огорчения были теперь позади. И счастливое спокойствие не покидало
больше Аполлона Семеновича. Теперь он всякое утро аккуратно приходил на работу с
лопатой в руках и, копая землю, выравнивая стенки могил, проникался восторгом от тишины
и прелести новой своей жизни.
В летние дни он, проработав часа два подряд, а то и больше, ложился в траву или на
теплую еще, только что вырытую землю и лежал не двигаясь, смотря то на перистые облака,
то на полет какой-нибудь пташки, то просто прислушивался к шуму благовещенских сосен.
И, вспоминая свое прошлое, Аполлон Перепенчук думал, что никогда за всю свою жизнь он
не испытывал такого умиротворения, что никогда он не лежал в траве и не знал и не думал,
что только что вырытая земля — тепла, а запах ее слаще французской пудры и гостиной. Он
улыбнулся тихой, полной улыбкой, радуясь, что он живет и хочет жить.
Но однажды Аполлон Семенович Перепенчук встретил Тамару под руку с каким-то
довольно важного вида иностранцем. Они шли по тропинке Ксении Блаженной и о чем-то
беспечно болтали.
Аполлон Перепенчук крался за ними, прячась, как зверь, за могилами и крестами.
Парочка долго гуляла по кладбищу, затем, найдя полуразрушенную скамейку, они сели, сжав
друг другу руки.
Аполлон Перепенчук бросился прочь. Но это было только раз Дальше жизнь опять
пошла спокойная и тихая. Дни шли за днями, и ничто не омрачало их тишины. Аполлон
Семенович работал, ел, лежал в траве, спал Иногда он ходил по кладбищу, читал
трогательные и аляповатые надписи, присаживался на ту или на другую забытую могилу и
сидел не двигаясь и ни о чем не думая.
Девятнадцатого сентября по новому стилю Аполлон Семенович Перепенчук помер от
разрыва сердца, работая над одной из могил.
А семнадцатого сентября, то есть за два дня до его смерти, от родов скончалась Тамара
Глоба, урожденная Омельченко.
Аполлон Семенович Перепенчук об этом так и не узнал.
Январь 1923

СТРАШНАЯ НОЧЬ

Пишешь, пишешь, а для чего пишешь — неизвестно.
Читатель небось усмехнется тут А деньги, скажет, деньги-то, скажет, курицын сын,
получаешь. До чего, скажет, жиреют люди.
Эх, уважаемый читатель! А что такое деньги? Ну, получишь деньги, ну, дров купишь,
ну, жене приобретешь какие-нибудь там боты Только и всего Нету в деньгах ни душевного
успокоения, ни мировой идеи.
А впрочем, если и этот мелкий, корыстный расчет откинуть, то автор и совсем
расплевался бы со всей литературой. Бросил бы писать. И ручку с пером сломал бы к
чертовой бабушке.
В самом деле.
Читатель пошел какой то отчаянный Ему, видите ли, в книге охота увидеть этакий
стремительный полет фантазии, этакий сюжет, черт его знает какой. А где же все это взять?
Где взять этот стремительный полет фантазии, если автор родился в мелкобуржуазной
семье и если он до сих пор еще не может подавить в себе мещанских корыстных интересов к
деньгам, к цветам, к занавескам и к мягким креслам?
Иной писатель напишет — ему как с гуся вода. Оп тебе и про луну напишет, и
стремительность фантазии пустит, и про диких зверей наплетет, и на луну своего героя
пошлет в ядре в каком-нибудь.