Page 228 - Избранное

капал; и три рубля денег в долг без отдачи занимал.
Об этом человеке автор и напишет свою очень короткую повесть. А может быть, эта
повесть будет и не о человеке, а о том глупом и ничтожном приключении, за которое
человек, в порядке принудительного взыскания, пострадал на двадцать пять рублей. Это
случилось весьма недавно — в августе 1923 года.
Фантазией разбавлять этот случай? Создавать занимательную марьяжную интрижку
вокруг него? Нет! Пущай французы про это пишут, а мы потихоньку, а мы помаленьку, мы
вровень с нашей возможностью.
А веселого читателя, который ищет бойкий и стремительный полет фантазии и который
ждет пикантных подробностей и происшествий, автор с легким сердцем отсылает к
иностранным авторам.
Эта короткая повесть начинается с полного и подробного описания всей жизни Бориса
Ивановича Котофеева.
По профессии своей Котофеев был музыкант. Он играл в симфоническом оркестре на
музыкальном треугольнике.
Может быть, и существует особое специальное название этого инструмента — автор не
знает, во всяком случае читателю, наверное, приходилось видеть в самой глубине оркестра,
вправо, сутулого какого-нибудь человека с несколько отвисшей челюстью перед небольшим
железным треугольником. Человек этот меланхолически позвякивает в свой нехитрый
инструмент в нужных местах.
Обычно дирижер подмигивает для этой цели правым глазом.
Странные и удивительные бывают профессии.
Такие бывают профессии, что ужас берет, как это человек до них доходит. Как это,
скажем, человек додумался по канату ходить, или носом свистеть, или позвякивать в
треугольник.
Но автор не смеется над своим героем. Нет. Борис Иванович Котофеев был отличного
сердца человек, неглупый и со средним образованием.
Жил Борис Иванович не в самом городе, а жил он в предместье, так сказать на лоне
природы.
Природа была не ахти какая замечательная, однако — небольшие сады у каждого дома,
трава, и канавы, и деревянные скамейки, усыпанные шелухой подсолнухов, — все это делало
вид привлекательным и приятным.
Весной же было здесь совершенно очаровательно.
Борис Иванович жил на Заднем проспекте у Лукерьи Блохиной.
Представьте себе, читатель, небольшой деревянный, желтой окраски дом, низенький
шаткий забор, широкие желтоватые кривые ворота. Двор. На дворе по правую руку
небольшой сарай. Грабля с поломанными зубьями, стоящая здесь со времен Екатерины И.
Колесо от телеги. Камень посреди двора. Крыльцо с оторванной нижней ступенькой.
А войдешь на крыльцо — дверь, обитая рогожей. Сенцы этакие, небольшие,
полутемные, с зеленой бочкой в углу. На бочке досточка. На досточке ковшик.
Ватер с тонкой, в три доски, дверью. На двери деревянная вертушечка. Небольшая
стекляшка заместо окна. Паутина на ней.
Ах, знакомая и сладкая сердцу картина!
Все это было как-то прелестно. Прелестно тихой, скучной, безмятежной жизнью. И
оторванная даже ступенька у крыльца, несмотря на свой невыносимо скучный вид, и теперь
приводит автора в тихое, созерцательное настроение.
А Борис Иванович всякий раз, вступая на крыльцо, отплевывался с омерзением в
сторону и покачивал головой, глядя на обломанную корявую ступеньку.
Пятнадцать лет назад Борис Иванович Котофеев впервые ступил на это крыльцо и
впервые перешагнул порог этого дома. И здесь он остался. Он женился на своей хозяйке, на
Лукерье Петровне Блохиной. И стал полновластным хозяином всего этого имения.
И колесо, и сарай, и грабля, и камень — все стало его неотъемлемой собственностью.