Page 266 - Избранное
P. 266
человека с позиции. Но тут, как бы сказать, во все времена возможна и вероятна такая жизнь.
Автор подозревает, что такие именно воспоминания могли быть написаны о каком-нибудь
другом человеке, жившем в другую эпоху.
Автор просит отметить это обстоятельство.
Вот у автора был сосед по комнате. Бывший учитель рисования. Он спился. И влачил
жалкую и неподобающую жизнь. Так этот учитель всегда любил говорить:
— Меня, говорит, не революция подпилила. Если б и не было революции, я бы все
равно спился, или бы проворовался, или бы меня на войне подстрелили, или бы мне в плену
морду свернули на сторону. Я, говорит, заранее знал, на что иду и какая мне жизнь
предстоит.
И это были золотые слова.
Автор не делает из этого мелодрамы. Нет, автор уверен в победном шествии жизни,
вполне годной для того, чтобы прожить припеваючи. Уж очень много людей сейчас об этом
думают и ломают себе головы, стараясь потрафить человеку в этом смысле.
Конечно, еще, так сказать, пролог истории. Еще жизнь не утряслась. Говорят, люди
двести лет назад чулки-то стали впервые носить.
Так что все в порядке. Хорошая жизнь не за горами.
Рождение героя Молодость Созерцательное настроение Любовь к
красоте О нежных душах. Об Эрмитаже и о замечательной
скифской вазе
Михаил Поликарпович Синягин родился в тысяча восемьсот восемьдесят седьмом году
в имении Паньково Смоленской губернии.
Мать его была дворянка, а отец почетный гражданин.
Но поскольку автор был моложе М. П. Синягина лет на десять, то ничего такого
путного автор и не может сказать об его молодых годах вплоть до 1916 года.
Но поскольку его всегда — и даже в сорок лет — называли Мишелем, было видно, что
он имел нежное детство, внимание, любовь и душевную ласку. Его называли Мишелем — и
верно, его нельзя было назвать иначе. Все другие, грубые наименования мало шли к его
лицу, к его тонкой фигуре и к его изящным движениям, исполненным грации, достоинства и
чувства ритма.
Кажется, что он окончил гимназию, и, кажется, два или три года он еще где-то такое
проучился. Образование у него было, во всяком случае, самое незаурядное.
В 1916 году автор, с высоты своих восемнадцати лет, находясь с ним в одном и том же
городе, невольно наблюдал его жизнь и был, так сказать, очевидцем многих важных и
значительных перемен и событии.
М. П. Синягин не был на фронте по случаю ущемления грыжи. И в конце европейской
войны он слонялся по городу в своем штатском макинтоше, имея цветок в петлице и
изящный, со слоновой ручкой, стек в руках.
Он ходил по улицам всегда несколько печальный и томный, в полном одиночестве,
бормоча про себя стишки, которые он в изобилии сочинял, имея все же порядочное
дарование, вкус и тонкое чутье ко всему красивому и изящному.
Его восхищали картины печальной и однообразной псковской природы, березки, речки
и разные мошки, кружащиеся над цветочными клумбами.
Он уходил за город и, сняв шапку, с тонкой и понимающей улыбкой следил за игрой
птичек и комариков.
Или, глядя на движущиеся тучные облака и закинув голову, тут же сочинял на них
соответствующие рифмы и стихи.
В те годы было порядочное количество людей высокообразованных и интеллигентных,
с тонкой душевной организацией и нежной любовью к красоте и к разным изобразительным
искусствам.