Page 269 - Избранное

М. П. Синягин всякий день говорил, что он ни за что не намерен торчать здесь и что
при первой возможности он уедет в Москву или Петроград.
Однако последующие события и перемены жизни значительно отдалили этот отъезд. И
наш Мишель Синягин продолжал свою жизнь под псковским небом, занимаясь пока что
своими стихами и своим временным увлечением одной местной девушкой, которой он в
изобилии посвящал свои стихи.
Конечно, эти стихи не были отмечены гениальностью, они не были даже в достаточной
мере оригинальны, но свежесть чувства и бесхитростный, несложный стиль делали их
заметными в общем котле стихов того времени.
Автор не помнит этих стихов. Жизнь, заботы и огорчения изгнали из памяти изящные
строки и поэтические рифмы, но какие-то отрывки и отдельные строфы запомнились в силу
их неподдельного чувства:

Лепестки и незабудки
Осыпались за окном…

Автор не запомнил всего этого стихотворения "Осень", но помнится, что конец его был
полон гражданской грусти:

Ах, скажите же, зачем,
Отчего в природе
Так устроено? И тем
Счастья в жизни нет совсем…

Другое стихотворение Мишеля говорило о его любви к природе и ее бурным
стихийным проявлениям:

Гроза прошла.
И ветки белых роз
В окно мне дышат
Дивным ароматом.
Еще трава полна
Прозрачных слез,
А гром гремит вдали
Раскатом.

Впрочем, это стихотворение настолько хорошо написано, что есть подозрение — уж не
списано ли оно откуда-нибудь начинающим поэтом.
Во всяком случае, Мишель Синягин выдавал его за свое, и мы не считаем себя вправе
навязывать читателю наши на этот счет соображения.
Во всяком случае, это стихотворение было разучено всей семьей, и старые дамы
ежедневно нараспев повторяли его автору.
А когда приходили гости, Анна Аркадьевна Синягина волокла их в комнату Мишеля и
там, показывая на письменный стол карельской березы, вздыхала и с увлажненными глазами
говорила:
— Вот за этим столом Мишель написал свои лучшие вещи: "Гроза", "Лепестки и
незабудки" и "Дамы, дамы…".
— Мамаша, — говорил, смущаясь, Мишель, — бросьте… Ну, зачем же… Какая вы,
право…
Гости покачивали головами и, не то одобряя, не то огорчаясь, трогали пальцами стол и
неопределенно говорили: "Н-да, ничего себе".
Некоторые же меркантильные души тут же спрашивали, за сколько куплен этот стол, и