Page 311 - Избранное

Цаплин говорит:
— А я как член правления скажу: вы всецело правы выгнать эту бешеную няньку.
Старуха говорит:
— Ах, подумаешь, до чего испугали! Нянь нынче не очень много — меня, может, с
руками оторвут. А я под вашего щенка едва трешку зарабатывала, а уж упреков не
оберешься. Я от вас сама уйду, поскольку вы какие-то бесчувственные подлецы, а не хозяева.
После этих слов Фарфоров, рассердившись, накричал на нее и даже хотел из ее слабого
тела вытряхнуть старческую душонку, но член правления ему не разрешил. После чего ее с
позором выгнали. Так она и ушла, и рекомендации не взяла, и неизвестно, куда поступила.
Но, наверное, она снова где-нибудь нянчит младенца и под него подходяще зарабатывает.
Наверное, ей до зарезу нужны деньги, иначе прямо трудно объяснить ее поведение. А
на что ей деньгиэтого я прямо не пойму. Старуха сыта, одета, валенки имеет, жалованье
получает, это прямо ее какой-нибудь каприз и, главное, наверное, прежнее мелкобуржуазное
воспитание, бессмысленная тяга к деньгам и неправильное мировоззрение.
Я еще понимаю, если у нее есть какая-нибудь благородная цель. Вот если бывает цель,
тогда я могу снисходительно отнестись к подобным фактам в смысле доставания денег.
И я однажды, как мы сейчас увидим из следующего рассказа, весьма снисходительно и
терпимо отнесся к подобному случаю, о котором мы имеем намерение вам рассказать сейчас.

МЕЛКИЙ СЛУЧАЙ ИЗ ЛИЧНОЙ ЖИЗНИ

Стою я раз в кино и дожидаюсь одну даму.
Тут, надо сказать, одна особа нам понравилась. Такая довольно интересная бездетная
девица. Служащая.
Ну, конечно, любовь. Встречи. Разные тому подобные слова. И даже сочинения стихов
на тему, никак не связанную со строительством, чего-то такое: "Птичка прыгает на ветке, на
небе солнышко блестит… Примите, милая, привет мой… И что-то такое, не помню, —
та-та-та-та… болит…"
Любовь в этом смысле всегда отрицательно отражается на мировоззрении отдельных
граждан. Замечается иной раз нытье и разные гуманные чувства. Наблюдается какая-то
жалость к людям и к рыбам и желание им помочь. И сердце делается какое-то
чувствительное. Что совершенно излишне в наши дни.
Так вот, раз однажды стою в кино со своим чувствительным сердцем и дожидаюсь
свою даму.
А она, поскольку служащая и не слишком дорожит местом, — она любит опаздывать.
На службе-то, конечно за это строго. Ну, а тут она знает за два опоздания ее ре уволят. Вот
она и отыгрывается на личной почве и на гуманных чувствах.
Так вот, стою как дурак в кино и дожидаюсь.
Так — очередь у кассы струится. Так — дверь раскрыта на улицу, заходите. Так — я
стою. И как-то так энергично стою, весело. Охота петь, веселиться, дурака валять. Охота
кого-нибудь толкнуть, подшутить или схватить за нос. На душе пенье раздается, и сердце
разрывается от счастья.
И вдруг вижу — стоит около входной двери бедно одетая старушка. Такой у нее
рваненький ватерпруф, облезлая муфточка, дырявые старинные башмачонки.
И стоит эта старушка скромно у двери и жалостными глазами смотрит на входящих,
ожидая, не подадут ли.
Другие на ее месте обыкновенно нахально стоят, нарочно поют тонкими голосами или
бормочут какие-нибудь французские слова, а эта стоит скромно и даже както стыдливо.
Гуманные чувства заполняют мое сердце. Я вынимаю кошелек, недолго роюсь в нем,
достаю рубль и от чистого сердца, с небольшим поклоном, подаю старухе.
И у самого от полноты чувств слезы, как брильянты, блестят в глазах.
Старушка поглядела на рубль и говорит: