Page 29 - Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями

Глава VII. ПОГОНЯ

1

Наступило дождливое время. Все небо было затянуто серыми скучными тучами, и
солнце спряталось за ними так далеко, что никто не мог бы сказать, где оно находится.
Дождь тяжело шлепал по крыльям гусей. Гуси летели молча, не переговариваясь друг с
другом. Только Акка Кебнекайсе время от времени оглядывалась назад, чтобы посмотреть,
не отстал ли, не потерялся ли кто-нибудь в этой серой мокрой мгле.
Нильс совсем приуныл. Он сидел на спине у Мартина промокший до нитки и
замерзший. Даже когда стая опускалась для ночевки, он не мог обсушиться и отогреться.
Повсюду — лужи, мокрая, мерзлая земля. Под деревьями тоже не укрыться от дождя, — чуть
только ветер шевельнет ветку, с нее сыплются на голову, за шиворот, на плечи крупные, как
горох, холодные капли.
Голодный, дрожащий Нильс забирался под крыло Мартина и с тоской думал о том, как
хорошо было бы оказаться в родной деревне Вестменхег. Он представлял себе, как вечером в
домах зажигают лампы. Все сидят у своих очагов, отдыхая после работы, а на столе дымится
горячий кофе и пахнет свежим хлебом. А ему вот приходится, скрючившись в три погибели,
прятаться под крылом гуся где-то среди болотных кочек и есть гнилые орешки, подобранные
с земли. Но как же ему стать человеком? Как узнать, что от него хочет гном?
Ради этого он согласился бы теперь решить все задачи в учебнике по арифметике и
выучить все правила грамматики. И ведь ни с одним человеком на свете он не мог
посоветоваться. Если случалось, что стая выбирала для ночевки место на окраине села или
города, Нильс никогда не отваживался даже подойти к дому, где жили люди, не то что
заговорить с кем-нибудь. Разве может он теперь показаться людям на глаза!
Нет, он ни за что не позволит, чтобы над ним смеялись и рассматривали его, словно
какую-то диковинную букашку. Пусть уж лучше никто из людей никогда его не увидит.
А гуси летели все вперед и вперед и уносили Нильса все дальше и дальше на север.

2

С тех пор как лис Смирре был с позором изгнан из лисьей стаи, счастье совсем
покинуло его.
Отощавший и злой, бродил Смирре по лесам, не находя нигде ни еды, ни пристанища.
Дошло до того, что однажды он схватил большую шишку и стал украдкой выгрызать из нее
сухие зернышки.
— Ах, как интересно! Ах, как интересно! Смотрите все! Смотрите! Лис Смирре ест
только траву и шишки! — застрекотал кто-то над его головой. — Зайцы могут спокойно
танцевать на лужайке! Птицы могут не прятать больше свои яйца! Смирре никого не тронет!
Смирре ест только траву и шишки!
Смирре так и заскрипел зубами от досады. Он, наверное, покраснел бы от злости и
стыда, если бы и без того не был весь красно-рыжий — от кончиков ушей до кончика хвоста.
Смирре отшвырнул шишку и поднял голову.
— А, это ты, длиннохвостая сорока! Вовремя же ты мне подвернулась! Я как раз
наточил себе зубы об сосновую шишку!
— Зря старался, дорогой куманек! Мои перья не по твоим зубам! — крикнула сорока и,
чтобы подразнить Смирре, спрыгнула на ветку пониже.
Это было очень неосторожно с ее стороны. И сорока сразу же в этом убедилась. Не
успела она вильнуть хвостом, как Смирре подпрыгнул и сгреб ее передними лапами. Сорока
рванулась, забила крыльями, да не тут-то было!