Page 106 - Настоящие сказки

собака под забором, в позоре, нищете и безумии! Спросите историков — они много знают
подобных случаев.

В ужасе смотрел художник на свою картину, и с картины смотрело на него семейство, которое
он, может быть, убил.

Печальные черные глаза как будто просили его о чем-то.

Мигом собрав краски в мольберт и прихватив картину, художник помчался как ветер на улицу
и дальше, дальше, к знакомому переулку, к булочной...

Он не нашел этого места.

Шел какой-то вселенский ремонт, вместо мостовой зияла как бы преисподняя, везде
громоздились механизмы, заборы, кучи земли.

Стоя над этой свежей могилой, в которую ушел его любимый переулок, художник дрожал: он
понял, что такое был подарок Старого Товарища. Ничто, нарисованное на холсте, больше не
вернется. Все. Миру приходит конец. Сколько еще таких холстов и мольбертов рассует по
магазинам Старый Товарищ, сколько художников по дешевке купит эти орудия смерти...

Значит, нельзя выбрасывать холст и краски.

И художник потащился со своим смертоносным грузом вдаль по городу. Он хотел найти то
место, где ему всучили эти опасные дары.

Он шел и шел, то и дело ему преграждали путь свежие развалины, среди которых хлопотали
огромные, как звероподобные ящеры, механизмы.

Он хотел встретить Извосю и договориться с этим Старым Товарищем, чтобы тот взял
обратно свое «оборудование» в чистом виде, а то, что было нарисовано на холстах, вернул
бы в жизнь.

Художник собирался предложить жадному Извосе свою квартиру — все равно нечем платить
адвокату.

Или пусть берет тогда жизнь, зачем жить, если хроменькая девушка Вера погибла вместе со
своей семьей?

Наконец художнику Игорю показалось, что он добрался до проклятого места — зрительная
память у него была прекрасной. Вот здесь кончалась улица, здесь стоял дом и забор...

Но теперь тут возвышался настоящий дворец — с башней этажей в пять, с балконами,
красной черепичной крышей и глухим забором вокруг, снабженным колючей проволокой.

Художник попытался позвонить в железную дверку, вмурованную в стену, но ему ответили
только собаки. Сколько раз он нажимал кнопку, столько раз ужасно взлаивали псы, как будто
их пытали током.

Дом хранил молчание, все было неподвижно.

Машинально, по своей всегдашней привычке, художник Игорь снял с плеча мольберт,
установил его, раскрыл, выдавил краску из тюбиков, налил скипидара в чашечку, поставил
проклятый холст и начал писать поверх прежней картины.

Он быстро набросал контуры дома с забором, положил холодные голубые тени, горячие
пятна света, наметил редкую зелень, цветные пятнышки занавесок на окнах, он не забыл

Page 106/177