Page 70 - Вечера на хуторе близ Диканьки

принесёт те самые черевики, которые носит царица, то вот моё слово, что выйду тот же час
за него замуж.

Девушки увели с собою капризную красавицу.

— Смейся, смейся! — говорил кузнец, выходя вслед за ними. — Я сам смеюсь над собою!
Думаю, и не могу вздумать, куда девался ум мой. Она меня не любит, — ну, бог с ней! будто
только на всём свете одна Оксана. Слава богу, дивчат много хороших и без неё на селе. Да
что Оксана? с неё никогда не будет доброй хозяйки; она только мастерица рядиться. Нет,
полно, пора перестать дурачиться.

Но в самое то время, когда кузнец готовился быть решительным, какой-то злой дух проносил
пред ним смеющийся образ Оксаны, говорившей насмешливо: «Достань, кузнец, царицыны
черевики, выйду за тебя замуж!» Всё в нём волновалось, и он думал только об одной Оксане.

Толпы колядующих, парубки особо, девушки особо, спешили из одной улицы в другую. Но
кузнец шёл и ничего не видал и не участвовал в тех весёлостях, которые когда-то любил
более всех.

Чёрт между тем не на шутку разнежился у Солохи: целовал её руку с такими ужимками, как
заседатель у поповны, брался за сердце, охал и сказал напрямик, что если она не согласится
удовлетворить его страсти и, как водится, наградить, то он готов на всё: кинется в воду, а
душу отправит прямо в пекло. Солоха была не так жестока, притом же чёрт, как известно,
действовал с нею заодно. Она-таки любила видеть волочившуюся за собою толпу и редко
бывала без компании. Этот вечер, однако ж, думала провесть одна, потому что все именитые
обитатели села званы были на кутью к дьяку. Но всё пошло иначе: чёрт только что
представил своё требование, как вдруг послышался голос дюжего головы. Солоха побежала
отворить дверь, а проворный чёрт влез в лежавший мешок.

Голова, стряхнув с своих капелюх снег и выпивши из рук Солохи чарку водки, рассказал, что
он не пошёл к дьяку потому, что поднялась метель; а увидевши свет в её хате, завернул к
ней, в намерении провесть вечер с нею.

Не успел голова это сказать, как в дверь послышался стук и голос дьяка.

— Спрячь меня куда-нибудь, — шептал голова. — Мне не хочется теперь встретиться с
дьяком.

Солоха думала долго, куда спрятать такого плотного гостя; наконец выбрала самый большой
мешок с углём; уголь высыпала в кадку, и дюжий голова влез с усами, с головою и с
капелюхами в мешок.

Дьяк взошёл, покряхтывая и потирая руки, и рассказал, что у него не был никто и что он
сердечно рад этому случаю

погулять немного у неё, и не испугался метели. Тут он подошёл к ней ближе, кашлянул,
усмехнулся, дотронулся своими длинными пальцами её обнажённой, полной руки и произнёс
с таким видом, в котором выказывалось и лукавство, и самодовольствие:

— А что это у вас, великолепная Солоха? — И, сказавши это, отскочил он несколько назад.

— Как что? Рука, Осип Никифорович! — отвечала Солоха.

— Гм! рука! хе! хе! хе! — произнёс сердечно довольный своим началом дьяк и прошёлся по
комнате.

Page 70/115