Page 135 - Робинзон Крузо

самому моему лицу и долбит: «Бедный Робин Крузо! Где ты? Где ты? Как

ты сюда попал?» – и другие фразы, которым я научил его.
Но, даже убедившись, что это был попугай, и понимая, что, кроме
попугая, некому было заговорить со мной, я еще долго не мог оправиться.
Я совершенно не понимал, во-первых, как он попал на мою дачу, во-
вторых, почему он прилетел именно сюда, а не в другое место. Но когда я
убедился, что это не кто иной, как мой верный Попка, то, не долго думая, я
протянул руку и назвал его по имени. Общительная птица сейчас же села
мне на большой палец, как она это делала всегда, и снова заговорила:
«Бедный Робин Крузо! Как ты сюда попал? Где ты был?» Он точно
радовался, что снова видит меня. Уходя домой, я унес его с собой.
Теперь у меня надолго пропала охота совершать прогулки по морю, и
много дней я размышлял об опасностях, которым подвергался. Конечно,
было бы хорошо иметь лодку по сю сторону острова, но я не мог
придумать никакого способа привести ее. О восточном побережье я не
хотел и думать: я ни за что не рискнул бы обогнуть его еще раз; от одной
мысли об этом у меня замирало сердце и стыла кровь в жилах. Западные

берега острова были мне совсем незнакомы. Но что, если течение по ту
сторону было так же сильно и быстро, как и по другую? В таком случае я
подвергался опасности если не быть унесенным в открытое море, то быть
разбитым о берега острова. Приняв все это во внимание, я решил обойтись
без лодки, несмотря на то что ее постройка и спуск на воду стоили мне
многих месяцев тяжелой работы.
Такое умонастроение продолжалось у меня около года. Я вел тихую,
уединенную жизнь, как легко может представить себе читатель. Мои мысли
пришли в полное равновесие; я чувствовал себя счастливым, покорившись
воле Провидения. Я ни в чем не терпел недостатка, за исключением
человеческого общества.
В этот год я усовершенствовался во всех ремеслах, каких требовали
условия моей жизни. Положительно, я думаю, что из меня мог бы выйти

отличный плотник, особенно если принять в расчет, как мало было у меня
инструментов.
Я и в гончарном деле сделал большой шаг вперед: научился
пользоваться гончарным кругом, что значительно облегчило мою работу и
улучшило ее качество, – теперь вместо аляповатых, грубых изделий, на
которые было противно смотреть, у меня выходили аккуратные вещи
правильной формы. Но никогда я, кажется, так не радовался и не гордился
своей сметкой, как в тот день, когда мне удалось сделать трубку. Конечно,
моя трубка была самая первобытная – из простой обожженной глины, как и