Page 149 - Робинзон Крузо

По мере того как я укреплялся в этой последней догадке, мое сердце

наполнялось благодарностью за то, что тогда я не был в тех местах и они не
заметили моей лодки, иначе они догадались бы, что на острове кто-то
живет, и пустились бы на поиски. Но тут меня пронзила страшная мысль: а
что, если они видели мою лодку? Предположили, что здесь есть люди?
Ведь если так, то они вернутся с целой ватагой своих соплеменников и
съедят меня. А если не найдут, так все равно увидят мои поля и выгоны,
разорят мои пашни, угонят коз и я умру с голоду.
Таким образом, страх вытеснил из моей души всякую надежду на
Бога, все мое упование на него, которое основывалось на столь чудесном
доказательстве его благости ко мне; как будто Тот, кто доселе питал меня в
пустыне, был не властен сберечь для меня блага земные, ниспосланные от
его же щедрот. Я упрекал себя в легкомыслии, из-за которого сеял лишь
столько, чтобы мне хватало на год, точно не могло произойти случайности,
помешавшей бы мне собрать посеянный хлеб. И упреки показались мне
столь справедливыми, что я решил впредь сеять с таким расчетом, чтобы
уберечься от неожиданностей и запастись хлебом на два или три года.

Какое игралище судьбы человеческая жизнь! И как странно меняются
с переменой обстоятельств тайные пружины, управляющие нашими
влечениями! Сегодня мы любим то, что завтра будем ненавидеть; сегодня
ищем то, чего завтра будем избегать. Завтра нас будет приводить в трепет
одна мысль о том, чего мы жаждем сегодня. Я был тогда наглядным
примером этого рода противоречий. Я – человек, единственным несчастьем
которого было то, что он изгнан из общества людей, что он – один среди
безбрежного океана, обреченный на вечное безмолвие, отрезанный от мира,
как преступник, признанный небом не заслуживающим общения с себе
подобными, недостойным числиться среди живых, – я, которому увидеть
лицо человеческое казалось, после спасения души, величайшим счастьем,
какое только могло быть ниспослано ему Провидением, и как бы
воскресением из мертвых, – я дрожал от страха при мысли о том, что могу

столкнуться с людьми, готов был лишиться чувств от одной только тени, от
одного только следа человека, ступившего на мой остров!
Таковы превратности человеческой жизни. Потом, когда я оправился
от первого потрясения, я много размышлял на эту любопытную тему;
я понял, что участь моя была предрешена премудрым и всеблагим
Провидением; и раз мне не дано провидеть целей Божественной мудрости,
то не смею я и восставать против Божьего промысла: ведь я творенье Божье
и мой Создатель имеет неоспоримое право поступать со мною по
собственному благоусмотрению; а коль скоро я оскорбил его, он вправе