Page 20 - Белый пудель

черные горошины.

Под хриплые, заикающиеся звуки галопа Сергей разостлал на земле коврик, быстро скинул с
ног парусиновые панталоны (они были сшиты из старого мешка и сзади, на самом широком
месте, украшались четырехугольным заводским клеймом), сбросил с себя старую куртку и
остался в стареньком нитяном трико, которое, несмотря на многочисленные заплаты, ловко
охватывало его тонкую, но сильную и гибкую фигуру. У него уже выработались, путем
подражания взрослым, приемы заправского акробата. Взбегая на коврик, он на ходу
приложил руки к губам, а потом широким театральным движением размахнул их в стороны,
как бы посылая публике два стремительных поцелуя.

Дедушка одной рукой непрерывно вертел ручку шарманки, извлекая из нее дребезжащий,
кашляющий мотив, а другой бросал мальчику разные предметы, которые тот искусно
подхватывал на лету. Репертуар у Сергея был небольшой, но работал он хорошо, «чисто»,
как говорят акробаты, и с охотой. Он подкидывал вверх пустую пивную бутылку, так что она
несколько раз перевертывалась в воздухе, и вдруг, поймав ее горлышком на край тарелки,
несколько секунд держал ее в равновесии; жонглировал четырьмя костяными шариками, а
также двумя свечками, которые он одновременно ловил в подсвечники; потом играл сразу
тремя различными предметами – веером, деревянной сигарой и дождевым зонтом. Все они
летали у него по воздуху, не прикасаясь к земле, и вдруг сразу зонт оказался над головой,
сигара – во рту, а веер кокетливо обмахивал лицо. В заключение Сергей сам несколько раз
перекувырнулся на ковре, сделал «лягушку», показал «американский узел» и походил на
руках. Истощив весь запас своих «трюков», он опять бросил в публику два поцелуя и, тяжело
дыша, подошел к дедушке, чтобы заменить его у шарманки.

Теперь была очередь Арто. Пес это отлично знал, и уже давно скакал в волнении всеми
четырьмя лапами на дедушку, вылезавшего боком из лямки, и лаял на него отрывистым,
нервным лаем. Почем знать, может быть, умный пудель хотел этим сказать, что, по его
мнению, безрассудно заниматься акробатическими упражнениями, когда Реомюр показывает
двадцать два градуса в тени? Но дедушка Лодыжкин с хитрым видом вытащил из-за спины
тонкий кизилевый хлыстик. «Так я и знал!» – с досадой пролаял в последний раз Арто и
лениво, непокорно поднялся на задние ноги, не сводя моргающих глаз с хозяина.

– Служить, Арто! Так, так, так… – проговорил старик, держа над головой пуделя хлыст. –
Перевернись. Так. Перевернись… Еще, еще… Танцуй, собачка, танцуй!.. Садись! Что-о? Не
хочешь? Садись, тебе говорят. A-а… то-то! Смотри! Теперь поздоровайся с почтеннейшей
публикой! Ну! Арто! – грозно возвысил голос Лодыжкин.

«Гав!» – брехнул с отвращением пудель. Потом поглядел, жалобно моргая глазами, на
хозяина и добавил еще два раза: «Гав, гав!»

«Нет, не понимает меня мой старик!» – слышалось в этом недовольном лае.

– Вот это – другое дело. Вежливость прежде всего. Ну, а теперь немножко попрыгаем, –
продолжал старик, протягивая невысоко над землею хлыст. – Алле! Нечего, брат, язык-то
высовывать. Алле!.. Гоп! Прекрасно! А ну-ка еще, нох ейн маль… Алле!.. Гоп! Алле! Гоп!
Чудесно, собачка. Придем домой, я тебе морковки дам. А, ты морковку не кушаешь? Я и
забыл совсем. Тогда возьми мою чилиндру и попроси у господ. Может быть, они тебе
препожалуют что-нибудь повкуснее.

Старик поднял собаку на задние лапы и всунул ей в рот свой древний, засаленный картуз,
который он с таким тонким юмором называл «чилиндрой». Держа картуз в зубах и жеманно
переступая приседающими ногами, Арто подошел к террасе. В руках у болезненной дамы
появился маленький перламутровый кошелек. Все окружающие сочувственно улыбались.

– Что? Не говорил я тебе? – задорно шепнул дедушка, наклоняясь к Сергею. – Ты меня

Page 20/111