Page 11 - Повести Белкина

романтическое воображение, я всех сильнее прежде сего был привязан к

человеку, коего жизнь была загадкою и который казался мне героем
таинственной какой-то повести. Он любил меня; по крайней мере со мной
одним оставлял обыкновенное свое резкое злоречие и говорил о разных
предметах с простодушием и необыкновенною приятностью. Но после
несчастного вечера мысль, что честь его была замарана и не омыта по его
собственной вине, эта мысль меня не покидала и мешала мне обходиться с
ним по-прежнему; мне было совестно на него глядеть. Сильвио был
слишком умен и опытен, чтобы этого не заметить и не угадывать тому
причины. Казалось, это огорчало его; по крайней мере я заметил раза два в
нем желание со мною объясниться; но я избегал таких случаев, и Сильвио
от меня отступился. С тех пор видался я с ним только при товарищах, и
прежние откровенные разговоры наши прекратились.
Рассеянные жители столицы не имеют понятия о многих
впечатлениях, столь известных жителям деревень или городков, например
об ожидании почтового дня: во вторник и пятницу полковая наша
канцелярия бывала полна офицерами: кто ждал денег, кто письма, кто газет.

Пакеты обыкновенно тут же распечатывались, новости сообщались, и
канцелярия представляла картину самую оживленную. Сильвио получал
письма, адресованные в наш полк, и обыкновенно тут же находился.
Однажды подали ему пакет, с которого он сорвал печать с видом
величайшего нетерпения. Пробегая письмо, глаза его сверкали. Офицеры,
каждый занятый своими письмами, ничего не заметили. «Господа, – сказал
им Сильвио, – обстоятельства требуют немедленного моего отсутствия; еду
сегодня в ночь; надеюсь, что вы не откажетесь отобедать у меня в
последний раз. Я жду и вас, – продолжал он, обратившись ко мне, – жду
непременно». С сим словом он поспешно вышел; а мы, согласясь
соединиться у Сильвио, разошлись каждый в свою сторону.
Я пришел к Сильвио в назначенное время и нашел у него почти весь
полк. Все его добро было уже уложено; оставались одни голые,

простреленные стены. Мы сели за стол; хозяин был чрезвычайно в духе, и
скоро веселость его соделалась общею; пробки хлопали поминутно,
стаканы пенились и шипели беспрестанно, и мы со всевозможным
усердием желали отъезжающему доброго пути и всякого блага. Встали из-
за стола уже поздно вечером. При разборе фуражек Сильвио, со всеми
прощаясь, взял меня за руку и остановил в ту самую минуту, как собирался
я выйти. «Мне нужно с вами поговорить», – сказал он тихо. Я остался.
Гости ушли; мы остались вдвоем, сели друг противу друга и молча
закурили трубки. Сильвио был озабочен; не было уже и следов его