Page 58 - Повести Белкина

Петрович, – вижу, что ты послушный сын; это мне утешительно; не хочу ж

и я тебя неволить; не понуждаю тебя вступить… тотчас… в статскую
службу; а покамест намерен я тебя женить».
– На ком это, батюшка? – спросил изумленный Алексей.
– На Лизавете Григорьевне Муромской, – отвечал Иван Петрович, –
невеста хоть куда; не правда ли?
– Батюшка, я о женитьбе еще не думаю.
– Ты не думаешь, так я за тебя думал и передумал.
– Воля ваша, Лиза Муромская мне вовсе не нравится.
– После понравится. Стерпится, слюбится.
– Я не чувствую себя способным сделать ее счастие.
– Не твое горе – ее счастие. Что? так-то ты почитаешь волю
родительскую? Добро!
– Как вам угодно, я не хочу жениться и не женюсь.
– Ты женишься, или я тебя прокляну, а имение, как бог свят! продам и
промотаю, и тебе полушки не оставлю. Даю тебе три дня на размышление,
а покамест не смей на глаза мне показаться.

Алексей знал, что если отец заберет что себе в голову, то уж того, по
выражению Тараса Скотинина, у него и гвоздем не вышибешь; но Алексей
был в батюшку, и его столь же трудно было переспорить. Он ушел в свою
комнату и стал размышлять о пределах власти родительской, о Лизавете
Григорьевне, о торжественном обещании отца сделать его нищим и,
наконец, об Акулине. В первый раз видел он ясно, что он в нее страстно
влюблен; романическая мысль жениться на крестьянке и жить своими
трудами пришла ему в голову, и чем более думал он о сем решительном
поступке, тем более находил в нем благоразумия. С некоторого времени
свидания в роще были прекращены по причине дождливой погоды. Он
написал Акулине письмо самым четким почерком и самым бешеным
слогом, объявлял ей о грозящей им погибели и тут же предлагал ей свою
руку. Тотчас отнес он письмо на почту, в дупло, и лег спать весьма

довольный собою.
На другой день Алексей, твердый в своем намерении, рано утром
поехал к Муромскому, дабы откровенно с ним объясниться. Он надеялся
подстрекнуть его великодушие и склонить его на свою сторону. «Дома ли
Григорий Иванович?» – спросил он, останавливая свою лошадь перед
крыльцом прилучинского замка. «Никак нет, – отвечал слуга; – Григорий
Иванович с утра изволил выехать». – «Как досадно!» – подумал Алексей.
«Дома ли, по крайней мере, Лизавета Григорьевна?» – «Дома-с». И Алексей
спрыгнул с лошади, отдал поводья в руки лакею и пошел без доклада.