Page 5 - Человек на часах
P. 5

Николай Семёнович Лесков: «Человек на часах»                                                      5
                                                   Глава восьмая

                  Как  только  Свиньин  получил  около  трех  часов  ночи  тревожную  записку  от  капитана
            Миллера, он тотчас же вскочил с постели, оделся  по форме и, под влиянием страха и гнева,
            прибыл  в  караульню  Зимнего  дворца.  Здесь  он  немедленно  же  произвел  допрос  рядовому
            Постникову и убедился, что невероятный случай совершился. Рядовой Постников опять вполне
            чистосердечно подтвердил своему батальонному командиру все то же самое, что произошло на
            его часах и что он, Постников, уже раньше показал своему ротному капитану Миллеру. Солдат
            говорил, что он «богу и государю виноват без милосердия», что он стоял на часах и, заслышав
            стоны человека, тонувшего в полынье, долго мучился, долго был в борьбе между служебным
            долгом и состраданием, и, наконец, на него напало искушение, и он не выдержал этой борьбы:
            покинул будку, соскочил на лед и вытащил тонувшего на берег, а здесь, как на грех, попался
            проезжавшему офицеру дворцовой инвалидной команды.
                  Подполковник  Свиньин  был  в  отчаянии;  он  дал  себе  единственное  возможное
            удовлетворение, сорвав свой гнев на Постникове, которого тотчас же прямо отсюда послал под
            арест  в  казарменный  карцер,  а  потом  сказал  несколько  колкостей  Миллеру,  попрекнув  его
            «гуманерией», которая ни на что не пригодна в военной службе; но все это было недостаточно
            для  того,  чтобы  поправить  дело.  Подыскать  если  не  оправдание,  то  хотя  извинение  такому
            поступку, как оставление часовым своего поста, было невозможно, и оставался один исход –
            скрыть все дело от государя…
                  Но есть ли возможность скрыть такое происшествие?
                  По-видимому, это представлялось невозможным, так как о спасении погибавшего знали
            не только все караульные, но знал и тот ненавистный инвалидный офицер, который до сих пор,
            конечно, успел довести обо всем этом до ведома генерала Кокошкина.
                  Куда теперь скакать? К кому бросаться? У кого искать помощи и защиты?
                  Свиньин  хотел  скакать  к  великому  князю  Михаилу  Павловичу  и  рассказать  ему  все
            чистосердечно. Такие  маневры тогда были в ходу.  Пусть великий князь, по своему пылкому
            характеру,  рассердится  и  накричит,  но  его  нрав  и  обычай  были  таковы,  что  чем  он  сильнее
            окажет на первый раз резкости и даже тяжко обидит, тем он потом скорее смилуется и сам же
            заступится. Подобных случаев бывало немало, и их иногда нарочно искали. «Брань на вороту
            не висла», и Свиньин очень хотел бы свести дело к этому благоприятному положению, но разве
            можно ночью доступить во дворец и тревожить великого князя? А дожидаться утра и явиться к
            Михаилу Павловичу после того, когда Кокошкин побывает с докладом у государя, будет уже
            поздно.  И  пока  Свиньин  волновался  среди  таких  затруднений,  он  обмяк,  и  ум  его  начал
            прозревать еще один выход, до сей поры скрывавшийся в тумане.

                                                    Глава девятая

                  В  ряду  известных  военных  приемов  есть  один  такой,  чтобы  в  минуту  наивысшей
            опасности, угрожающей со стен осаждаемой крепости, не удаляться от нее, а прямо идти под ее
            стенами.  Свиньин  решился  не  делать  ничего  того,  что  ему  приходило  в  голову  сначала,  а
            немедленно ехать прямо к Кокошкину.
                  Об обер-полицеймейстере Кокошкине в Петербурге говорили тогда много ужасающего и
            нелепого,  но,  между  прочим,  утверждали,  что  он  обладает  удивительным  многосторонним
            тактом и при содействии этого такта не только «умеет сделать из мухи слона, но так же легко
            умеет сделать из слона муху».
                  Кокошкин в самом деле был очень суров и очень грозен и внушал всем большой страх к
            себе,  но  он  иногда  мирволил  шалунам  и  добрым  весельчакам  из  военных,  а  таких  шалунов
            тогда  было  много,  и  им  не  раз  случалось  находить  себе  в  его  лице  могущественного  и
            усердного защитника. Вообще он много мог и много умел сделать, если только захочет. Таким
            его знали и Свиньин и капитан Миллер. Миллер тоже укрепил своего батальонного командира
            отважиться на то, чтобы ехать немедленно к Кокошкину и довериться его великодушию и его
            «многостороннему такту», который, вероятно, продиктует генералу, как вывернуться из этого
   1   2   3   4   5   6   7   8   9   10