Page 6 - Человек на часах

Николай Семёнович Лесков: «Человек на часах» 6
досадного случая, чтобы не ввести в гнев государя, чего Кокошкин, к чести его, всегда избегал
с большим старанием.
Свиньин надел шинель, устремил глаза вверх и, воскликнув несколько раз: «Господи,
господи!» – поехал к Кокошкину.
Это был уже в начале пятый час утра.

Глава десятая

Обер-полицеймейстера Кокошкина разбудили и доложили ему о Свиньине, приехавшем
по важному и не терпящему отлагательств делу.
Генерал немедленно встал и вышел к Свиньину в архалучке, потирая лоб, зевая и ежась.
Все, что рассказывал Свиньин, Кокошкин выслушивал с большим вниманием, но спокойно. Он
во все время этих объяснений и просьб о снисхождении произнес только одно:
– Солдат бросил будку и спас человека?
– Точно так, – отвечал Свиньин.
– А будка?
– Оставалась в это время пустою.
– Гм… Я это знал, что она оставалась пустою. Очень рад, что ее не украли.
Свиньин из этого еще более уверился, что ему уже все известно и что он, конечно, уже
решил себе, в каком виде он представит об этом при утреннем докладе государю, и решения
этого изменять не станет. Иначе такое событие, как оставление часовым своего поста в
дворцовом карауле, без сомнения должно было бы гораздо сильнее встревожить энергического
обер-полицеймейстера.
Но Кокошкин не знал ничего. Пристав, к которому явился инвалидный офицер со
спасенным утопленником, не видал в этом деле никакой особенной важности. В его глазах это
вовсе даже не было таким делом, чтобы ночью тревожить усталого обер-полицеймейстера, да и
притом самое событие представлялось приставу довольно подозрительным, потому что
инвалидный офицер был совсем сух, чего никак не могло быть, если он спасал утопленника с
опасностью для собственной жизни. Пристав видел в этом офицере только честолюбца и лгуна,
желающего иметь одну новую медаль на грудь, и потому, пока его дежурный писал протокол,
пристав придерживал у себя офицера и старался выпытать у него истину через расспрос мелких
подробностей.
Приставу тоже не было приятно, что такое происшествие случилось в его части и что
утопавшего вытащил не полицейский, а дворцовый офицер.
Спокойствие же Кокошкина объяснялось просто, во-первых, страшною усталостью,
которую он в это время испытывал после целодневной суеты и ночного участия при тушении
двух пожаров, а во-вторых, тем, что дело, сделанное часовым Постниковым, его, г-на
обер-полицеймейстера, прямо не касалось.
Впрочем, Кокошкин тотчас же сделал соответственное распоряжение.
Он послал за приставом Адмиралтейской части и приказал ему немедленно явиться
вместе с инвалидным офицером и со спасенным утопленником, а Свиньина просил подождать в
маленькой приемной перед кабинетом. Затем Кокошкин удалился в кабинет и, не затворяя за
собою дверей, сел за стол и начал было подписывать бумаги; но сейчас же склонил голову на
руки и заснул за столом в кресле.

Глава одиннадцатая

Тогда еще не было ни городских телеграфов, ни телефонов, а для спешной передачи
приказаний начальства скакали по всем направлениям «сорок тысяч курьеров», о которых
сохранится долговечное воспоминание в комедии Гоголя.
Это, разумеется, не было так скоро, как телеграф или телефон, но зато сообщало городу
значительное оживление и свидетельствовало о неусыпном бдении начальства.
Пока из Адмиралтейской части явились запыхавшийся пристав и офицер-спаситель, а