Page 28 - Евпатий Коловрат
P. 28
человека. Посланцы гнали коней и остановились у землянки на короткий привал. Сказывали
те рязанские мужи, что приходили на Рязань посланцы той чужеземной рати — два старых
мурзы[11] и с ними чародейная жена. Была та жена вида предивного, в дорогих цветных
платьях, в низких чоботах и голубых портах. Темные, как ночь, волосы жены были заплетены
во многие косы и спадали на грудь, унизанную золотом и серебром. Имела чародейка глаз
острый, уста улыбчаты. Лицом же красна подобно месяцу.
Удивленные рязанцы хотели побить пришельцев дрекольем. Но князь Юрий не приказал того,
принял послов татарского хана Батыя с почестями и посадил за свой княжеский стол.
Когда послы Батыя насытились, то стали говорить князю такие речи:
— Требует князь от русских князей десятую часть всего, — и от князей, и от людей, и из
оружия, и из коней: десятую часть коней белых, десятую часть вороных, десятую бурых,
рыжих и пегих. А не дадут хану такой дани, начнет воевать на всю русскую землю.
Выслушал князь Юрий речи татарских мурз. Не смутили его смелые речи спесивых
посланцев хана. Князь держал совет с братьями и со старшей дружиной и дал послам Батыя
такой совет:
— Коли нас всех — русских князей, людей наших и храбрых воинов — никого в живых не
будет, тогда все наше богатство ваше будет. А пока вольны мы на своей Русской земле на
отеческой!
И приказал князь отрокам своим проводить посланцев предерзкого татарского хана за
городские ворота.
Седые татарские мурзы шли на своих кривых ногах неровно, путались в долгих полах своих
цветных халатов и от ярости спотыкались. Чародейка-жена бесстыдно смотрела по сторонам,
скалила белые зубы, и злато звенело на ее колдовских плечах.
А на следующий день побежали гонцы на Пронск и на Колыму, в Муром и на Осетр — ко
князю Федору Юрьевичу созывать воинов и ратников Русской земли. Два гонца пошли во
Владимир-на-Клязьме, к великому князю Георгию Всеволодовичу, просить о помощи. Бирючи
[12] и глашатаи князя вышли в села и на торжища и начали скликать ратный люд.
…Так рассказывал Евпатию старик о недавних событиях в Рязани.
Недоброе слышалось в этом рассказе, и понял Евпатий, что недолго на этот раз пробудет он
под теплым кровом родительского дома, что не миновать жене Татьянице вместе в матушкой
плакать над его дорожной сумой и готовить ему ратные одежды.
Когда одна за другой начали меркнуть пушистые звезды и проснувшаяся рыба пошла кругами
по водной глади и когда невиданное стадо лосей простучало копытами, стремясь к водопою,
Евпатий поднялся на ноги.
В жидком рассвете проступали могучие красностволые в бору сосны. У подножия сосен,
подобно пуховым подушкам, клубился и таял ночной туман. Стали видны лица спящих у
костра людей. Кудаш лежал навзничь, разметав сильные руки. Спал он тихо, как ребенок.
Зато старый мещерин так громко всхрапывал, что дремавшие неподалеку кони сторожко
шевелили чуткими ушами.
— В путь, люди! — громко сказал Евпатий и пошел к реке освежить лицо.
Собрались скоро. Тихая вода дымилась и казалась теплой. В камышовых зарослях во
множестве плавали и с шумом взлетали вверх стаи молодых уток. К высоким плотинам из
поваленных деревьев плыли, качая толстыми хвостами, хозяйственные бобры.
Page 28/96