Page 31 - Евпатий Коловрат

ее свято выполни. Не для себя прошу — за Русь умоляю и за Рязань, где погребены твои
предки. Помни Чернигов и приведи к нам на подмогу полки князя Михаила. Скажи ему: сгинет
от чужеземцев Рязань, не стоять и Чернигову! Пусть памятуют Калку и беду князя Игоря
Новгород-Северского. Полки веди сам, опираясь на воина и воеводу нашего, молодого
Коловрата. Он твой советчик и твоя правая рука. Ты же, Евпатий, не оставь княжича, помоги
ему склонить на братскую помощь черниговцев и заедино собери княжеский побор в наших
волостях отеческих — елецких и амченских. В эту грозную годину нужна Рязани каждая
лепта.

Евпатий склонил перед князем голову. Рядом с ним встал Ингварь.

Юрий обнял племянника и поцеловал в лоб. Евпатия же перекрестил и, заглянув в глаза,
слегка потряс за плечи:

— Ты надежда моя Евпатий. Иди и помни: за тобой Рязань и Русь. Отец твой, сотник,
остается в городе, воеводой большой осады…

Юрий говорил торопливо и не давал Евпатию возможности сказать свое слово. Горько тому
было уходить в черниговские края от бранной дружины князя, с которой ходил он на Цну и
Мокшу покорять мордву, бился под Кадомом с мерей и достигал берегов Волги-реки.

— Знаю все, — словно прочитав мысли Евпатия, сказал князь Юрий. — Хочешь ты занять
место в моем полку. Знаю, Евпатий, и сам скорблю, что не буду в час испытаний видеть тебя
по правую свою руку. Ты нужен для другого дела. Иди!

И еще раз перекрестил его князь, и при этом скорбь искривила его золотистые брови, в
уголках рта дрогнула искренняя печаль.

Евпатий низко поклонился князю, коснувшись пальцами пола, и сошел с крыльца. Плечом он
почувствовал при этом сухое и крепкое плечо сошедшего вместе с ним Ингваря.

Выезд был назначен на следующее утро.

С вечера выбрал себе Евпатий коня из табуна, пригнанного из-за Оки. Это был серый, в
яблоках, с аспидной гривой четырехлеток, которого он сам по весне объезжал на Княжом
Лугу. Потом пригнал коня на спину легкое с алым потником седло.

Из конюшни, передав коня Нечаю, Евпатий прошел вслед за сотником в низкую дверь
кладовой, где складывались конская упряжь, оружие.

Здесь Евпатий долго выбирал себе, взвешивая на руке, меч и секиру.

Старый сотник снял со стены круглый половецкий щит, кованный по кругу серебром и чернью,
и оглянулся на сына. В его глазах, вдруг ставших большими и светлыми, возник тот облик
снисходительной ласки, который был памятен Евпатию с детства: так смотрел на него отец,
гордясь и опасаясь за его жизнь.

— Иди и блюди Русь, сын мой, — сказал он опуская глаза. — Пусть меч твой будет крепок и
крепка душа. Жену твою и отрока-сына сохраню я.

Он передал Евпатию свой щит.

…В низкой подклети, куда в крохотное отверстие проникал голубой звездный свет, Евпатий
долго сидел на краю своей постели. К его плечу льнул Михалко. Мальчик трогал быстрыми
пальцами бороду отца, усы и дышал при этом в самое ухо Евпатия. Воин чувствовал нежное
тепло сына, слышал, как билось у его груди маленькое сердце.

Page 31/96