Page 63 - Преступление и наказание

со всеми, братец, со всеми, всё знаю; вот и она видела: и с Никодимом Фомичом
познакомился, и Илью Петровича мне показывали, и с дворником, и с господином
Заметовым, Александром Григорьевичем, письмоводителем в здешней конторе, а наконец и
с Пашенькой, — это уж был венец; вот и она знает…
— Усахарил, — пробормотала Настасья, плутовски усмехаясь.
— Да вы бы внакладочку, Настасья Никифоровна.
— Ну ты, пес! — вдруг крикнула Настасья и прыснула со смеху. — А ведь я Петрова, а
не Никифорова, — прибавила она вдруг, когда перестала смеяться.
— Будем ценить-с. Ну так вот, брат, чтобы лишнего не говорить, я хотел сначала здесь
электрическую струю повсеместно пустить, так чтобы все предрассудки в здешней
местности разом искоренить; но Пашенька победила. Я, брат, никак и не ожидал, чтоб она
была такая… авенантненькая…55а? Как ты думаешь?
Раскольников молчал, хотя ни на минуту не отрывал от него своего встревоженного
взгляда, и теперь упорно продолжал глядеть на него.
— И очень даже, — продолжал Разумихин, нисколько не смущаясь молчанием и как
будто поддакивая полученному ответу, — и очень даже в порядке, во всех статьях.
— Ишь тварь! — вскрикнула опять Настасья, которой разговор этот доставлял, по-
видимому, неизъяснимое блаженство.
— Скверно, брат, то, что ты с самого начала не сумел взяться за дело. С ней надо было
не так. Ведь это, так сказать, самый неожиданный характер! Ну, да об характере потом… А
только как, например, довести до того, чтоб она тебе обеда смела не присылать? Или,
например, этот вексель? Да ты с ума сошел, что ли, векселя подписывать! Или, например,
этот предполагавшийся брак, когда еще дочка, Наталья Егоровна, жива была… Я всё знаю! А
впрочем, я вижу, что это деликатная струна и что я осел; ты меня извини. Но кстати о
глупости: как ты думаешь, ведь Прасковья Павловна совсем, брат, не так глупа, как с первого
взгляда можно предположить, а?
— Да… — процедил Раскольников, смотря в сторону, но понимая, что выгоднее
поддержать разговор.
— Не правда ли? — вскричал Разумихин, видимо, обрадовавшись, что ему ответили, —
но ведь и не умна, а? Совершенно, совершенно неожиданный характер! Я, брат, отчасти
теряюсь, уверяю тебя… Сорок-то ей верных будет. Она говорит — тридцать шесть и на это
полное право имеет. Впрочем, клянусь тебе, что сужу об ней больше умственно, по одной
метафизике; тут, брат, у нас такая эмблема завязалась, что твоя алгебра! Ничего не понимаю!
Ну, да всё это вздор, а только она, видя, что ты уже не студент, уроков и костюма лишился и
что по смерти барышни ей нечего уже тебя на родственной ноге держать, вдруг испугалась; а
так как ты, с своей стороны, забился в угол и ничего прежнего не поддерживал, она и
вздумала тебя с квартиры согнать. И давно она это намерение питала, да векселя стало
жалко. К тому же ты сам уверял, что мамаша заплатит…
— Это я по подлости моей говорил… Мать у меня сама чуть милостыни не просит… а
я лгал, чтоб меня на квартире держали и… кормили, — проговорил громко и отчетливо
Раскольников.
— Да, это ты благоразумно. Только вся штука в том, что тут и подвернись господин
Чебаров, надворный советник и деловой человек.56Пашенька без него ничего бы не
выдумала, уж очень стыдлива; ну а деловой человек не стыдлив и первым делом, разумеется,
предложил вопрос: есть ли надежда осуществить векселек? Ответ: есть, потому такая
мамаша есть, что из стадвадцатипятирублевой своей пенсии, хоть сама есть не будет, а уж
Роденьку выручит, да сестрица такая есть, что за братца в кабалу пойдет. На этом-то он и
основался… Что шевелишься-то? Я, брат, теперь всю твою подноготную разузнал, недаром
ты с Пашенькой откровенничал, когда еще на родственной ноге состоял, а теперь любя
говорю… То-то вот и есть: честный и чувствительный человек откровенничает, а деловой
человек слушает да ест, а потом и съест. Вот и уступила она сей векселек якобы уплатою
сему Чебарову, а тот формально и потребовал, не сконфузился. Хотел было я ему, как узнал