Page 72 - Человек-амфибия

любезного сына. — Ларра залпом выпил стакан вина, стукнул бокалом о стол, победоносно
посмотрел на Бальтазара.
— Что скажешь?
— Я не ем, не сплю ночей. А ты предлагаешь без конца тянуть дело, — начал
Бальтазар.
— Да ведь ради чего?.. — прервал его горячо Ларра. — Ради чего? Ради миллионов?
Мил-ли-онов! Неужели ты перестал понимать? Прожил же ты двадцать лет без Ихтиандра.
— Жил. А теперь… Одним словом, пиши заявление в суд.
— Он в самом деле перестал соображать! — воскликнул Ларра. — Опомнись, очнись,
образумься, Бальтазар! Пойми! Миллионы! Деньги! Золото! Можно купить все на свете.
Лучший табак, автомобиль, двадцать шхун, вот эту пулькерию…
— Пиши прошение в суд, или я обращусь к другому ходатаю, — решительно заявил
Бальтазар.
Ларра понял, что возражать дальше бесполезно. Он покачал головой, вздохнул, вынул
из рыжего портфеля бумагу, сорвал с бокового кармана «вечное перо».
Через несколько минут жалоба в суд на Сальватора, незаконно присвоившего и
изуродовавшего сына Бальтазара, была написана.
— В последний раз говорю: одумайся, — сказал Ларра.
— Давай, — протягивая руку за жалобой, сказал индеец.
— Подай главному прокурору. Знаешь? — напутствовал клиента Ларра и проворчал
под нос:
— Чтоб тебе на лестнице споткнуться и ногу сломать!
Выходя от прокурора, Бальтазар столкнулся на большой белой лестнице с Зуритой.
— Ты чего сюда ходишь? — спросил Зурита, подозрительно глядя на индейца. — Уж
не на меня ли жаловался!
— На всех вас надо жаловаться, — ответил Бальтазар, имея в виду испанцев, — да
некому. Где ты прячешь мою дочь?
— Как смеешь ты обращаться ко мне на «ты»! — вспыхнул Зурита. — Если бы ты не
был отцом моей жены, я избил бы тебя палкой.
Зурита, грубо отстранив рукой Бальтазара, поднялся по лестнице и скрылся за большой
дубовой дверью.

ЮРИДИЧЕСКИЙ КАЗУС

Прокурора Буэнос-Айреса посетил редкий гость — настоятель местного кафедрального
собора епископ Хуан де Гарсилассо.
Прокурор, толстый, маленький, живой человек с заплывшими глазками, коротко
остриженными волосами и крашеными усами, поднялся со своего кресла, приветствуя
епископа.
Хозяин бережно усадил дорогого гостя в тяжелое кожаное кресло у своего письменного
стола.
Епископ и прокурор мало походили друг на друга. Лицо прокурора было мясистое и
красное, с толстыми губами и широким, грушеобразным носом. Пальцы рук напоминали
толстые короткие обрубки, а пуговицы на круглом животе ежеминутно готовы были
оторваться, не будучи в силах сдержать колышущуюся стихию жира.
Лицо епископа поражало своей худобой и бледностью. Сухой нос с горбинкой, острый
подбородок и тонкие, почти синие губы придавали ему типичный облик иезуита.
Епископ никогда не смотрел в глаза своему собеседнику, но тем не менее он зорко
наблюдал за ним. Влияние епископа было огромно, и он охотно отрывался от духовных дел,
чтобы управлять сложной политической игрой.
Поздоровавшись с хозяином, епископ не замедлил перейти к цели своего визита.
— Я бы хотел узнать, — тихо спросил епископ, — в каком положении находится дело