Page 48 - Дни и ночи

- Машин, наверное, много меньше стало в Москве?
- Меньше, а народу уже прибавилось, не то что зимой сорок первого.
Петя принес сковородку с жареными консервами.
- Вот американские консервы,- сказал Сабуров,- прошу. Мы тут между собой, шутя, их
вторым фронтом называем. Надеюсь, пьете? - спросил он, ставя перед гостем фугасник.
Лопатин усмехнулся, он уже привык, что ему постоянно задавали этот вопрос даже на
фронте, где обычно человека не спрашивают- пьет он или не пьет. Виною были его
профессорские с двойными стеклами очки и вообще вся его сугубо невоенная внешность
обряженного в форму научного работника средних лет.
- Пью, разумеется.
Они выпили по одному фугаснику, потом и по второму. Сабуров страшно устал за
день, и, против обыкновения, водка слегка ударила ему в голову.
- Советую в один из дней во вторую роту сходить, там у меня очень хорошие люди;
особенно с Конюковым поговорите. А вы знаете,- сказал он, останавливаясь от внезапно
пришедшей ему в голову мысли,- вам, наверное, страшнее на войне, чем нам.
- Почему?
- Ведь вы же свое дело делаете потом, когда в Москву вернетесь, или там на телеграфе,
в штабе, а тут только смотрите для того, чтобы потом написать. Мне почему не так страшно?
Потому что я занят, мне дохнуть некогда: тут идет обстрел, мины рвутся, а я говорю по
телефону - мне доложить нужно, но телефонист не слышит, я его матом, ну и за всем этим
как будто и забудешь про мины. А вам же тут делать нечего: только сиди и жди попадет или
нет. Вот вам и страшней.
- Да, может быть, вы и правы,- согласился Лопатин. Они оба помолчали.
- Ляжем спать? - спросил Сабуров.
- Сейчас ляжем,- нехотя ответил Лопатин.
Ему не хотелось прерывать беседы. Он уже имел много случаев убедиться, что люди на
войне стали проще, чище и умнее. Быть может, в сущности, они остались теми же, какими
были, но хорошее у них оказалось на виду оттого, что их перестали судить по
многочисленным и неясным критериям. Началась война, и все это оказалось не самым
существенным, и люди перед лицом смерти перестали думать о том, как они выглядят и
какими они кажутся,- на это у них не осталось ни времени, ни желания.
- Ложитесь,- сказал Сабуров,- утро вечера мудренее, завтра сами найдете, с кем стоит
поговорить, у меня много хороших людей, почти все хорошие. Вам, наверное, часто
приходится слышать от командиров эту фразу?
- Часто,- подтвердил Лопатин.
- Ну что ж, она правильная. Не знаю, какими они были до войны и какими будут после
нее, но сейчас они действительно почти все хорошие. И надеюсь, такими и останутся - те,
конечно, кто будет жив. Ну, будем спать.
Сабуров подошел к кровати, на которой, раскинувшись, лежал уже уснувший Ванин, и
подвинул его к краю.
- Зачем? - торопливо сказал Лопатин.- Разбудите.
- Нет,- улыбнулся Сабуров,- будет спать. Вот если телефон зазвонит другое дело, по
себе знаю. Ложитесь, полкойки свободно.
Лопатин снял сапоги и, не раздеваясь, лег, накрывшись шинелью.
Сабуров сел на свою кровать и закурил. Ему не спалось. Снаружи доносился
равномерный унылый шелест дождя, быть может, последнего в этом году.
XI
Рано утром Лопатин с Ваниным ушли в первую роту. Сабуров остался: он хотел
воспользоваться затишьем. Сначала они два часа просидели с Масленниковым за
составлением различной военной отчетности, часть которой была действительно
необходимой, а часть казалась Сабурову лишней и заведенной только в силу давней мирной
привычки ко всякого рода канцелярщине. Потом, когда Масленников ушел, Сабуров сел за