Page 55 - Дни и ночи

Ночью его нашли уже в расположении штаба полка. Он рассказал все, как было.
Бабченко дал ему конвоира и с сопроводительной отправил к Сабурову, послав по
официальной линии в дивизию сведения о нем как о дезертире.
Сабурову доложили об этом случае, но он в суматохе боя не успел поговорить со
Степановым, а теперь по донесению Бабченко сюда уже явился следователь разбирать дело...
Степанов сидел перед следователем и отвечал то же самое, что он отвечал вчера ночью
Бабченко. Следователь, против обыкновения, медлил и задавал много вопросов. Он не знал,
что делать со Степановым. Степанов был дезертир, но в то же время ничего
преднамеренного он не сделал. С ним был шок: он не вынес ужаса и пополз назад. Может
быть, если бы он дополз до берега Волги, он бы опомнился и вернулся обратно. Так думал
следователь, так думал сейчас, придя в себя, и сам Степанов. Но факт дезертирства оставался
фактом, и ради общего порядка оставить это безнаказанным было нельзя.
- Я бы обратно пришел, ей-богу,- после молчания, не ожидая новых вопросов,
убежденно сказал Степанов.- Я бы и сам пришел...
В эту минуту беспрерывно гремевшая кругом канонада прекратилась и раздались
близкие автоматные очереди. Петя, пробегавший через подвал от Сабурова к дежурному,
крикнул на ходу:
- Немцы прорываются! Капитан приказал всем, кто с оружием, в бой! - и побежал
дальше.
Следователь, немолодой и, в сущности, штатский человек, переодетый в военное, снял
очки, протер стекла, снова надел их и, взяв лежавший рядом с ним автомат - оружие, с
которым уже давно никто в дивизии не расставался,неторопливо вылез через пролом наружу.
Красноармеец, охранявший Степанова, в сомнении посмотрел на него, потом на пролом в
стене, потом на Степанова и, сказав: "Ты посиди пока тут", вылез вслед за следователем.
Это была вторая за день решительная атака немцев, когда их автоматчики, человек
двадцать, через стену забрались во двор дома. Во дворе шла стрельба в упор.
Были подняты на ноги все, кто находился в штабе батальона и кругом него.
Сабуров сам выбрался наверх и руководил боем настолько, насколько вообще можно
руководить рукопашной.
Часть немцев убили, часть выбили за ограду. Следователь и конвоир влезли обратно
через пролом и устало опустились на кирпичи. У следователя из кисти руки, слегка задетой
пулей, сочилась кровь.
- Надо перевязать,- сказал конвоир.
- У меня пакета нет.
- Нет? - произнес Степанов и, порывшись в кармане гимнастерки, вытащил оттуда
индивидуальный пакет.
Он и конвоир вдвоем перевязали раненому руку. Потом Степанов отошел и снова
присел у стены. Лишь теперь они вспомнили, что допрос был прерван атакой и что его,
очевидно, надо продолжить. Но продолжать допрос следователю не хотелось. Чтобы
протянуть время и отдышаться, он здоровой рукой вытащил из кармана кисет с табаком, с
трудом, помогая себе забинтованными пальцами, свернул цигарку, потом, посмотрев на
Степанова и конвоира, с той автоматической привычкой делиться табаком, которая
появляется у людей, долго пробывших на фронте, протянул им кисет.
Степанов вслед за конвоиром взял щепотку, вытащил заботливо хранимый обрывок
газеты, оторвал полоску и свернул цигарку. Они все втроем закурили. Курение
продолжалось минут десять. Тем временем снова началась канонада. Под звуки ее
следователь стал наспех доканчивать допрос, с трудом придерживая планшет раненой рукой.
Вскоре допрос был окончен, предстояло сделать заключение. В эту минуту, так же как и в
первый раз, канонада прекратилась и снова началась немецкая атака.
Заслышав автоматные очереди, следователь снова молча потянул к себе автомат, взял в
здоровую руку и, не оборачиваясь, вылез из подвала. Конвоир последовал за ним.
Степанов снова остался один. Он растерянно огляделся по сторонам. За стеной