Page 58 - Дни и ночи

ночи там внутри не прибавится ни одного немца.
- Ты приказ, чтобы ни на шаг не отступать, читал? - еще раз спросил Бабченко все с тем
же беспощадным упрямством.
- Читал,- ответил Сабуров, вытягиваясь, не сводя глаз с Бабченко и встречая его взгляд
таким же злым и беспощадным взглядом.- Читал. Но я не хочу сейчас людей класть там, где
их не надо класть, где можно почти без потерь все взять обратно.
- Не хочешь? А я тебе приказываю.
У Сабурова мелькнула мысль, что надо вот сейчас же что-то сделать с Бабченко,
заставить его замолчать, не дать ему больше повторять этих слов; что ради спасения жизни
многих людей надо позвонить Проценко и доложить, что он отказывается делать так, как
хочет Бабченко, а потом - будь что будет - пусть с ним, с Сабуровым, делают что хотят. Но
уже въевшаяся в кровь привычка к дисциплине помешала ему.
- Есть,- сказал он, продолжая все тем же беспощадным взглядом смотреть на Бабченко.-
Разрешите выполнять?
- Выполняй.
Все, что произошло после этого, надолго осталось в памяти Сабурова, как дурной сон.
Они вылезли из блиндажа. Сабуров в течение получаса собрал всех, кто был под рукой.
Бабченко по телефону приказал поддержать контратаку пятью оставшимися еще в полку
пушками, которые, впрочем, едва ли могли принести тут пользу. И контратака началась.
Хотя всего двадцать дней назад батальон начинал бои почти в полном составе, но
сейчас, когда понадобилось днем, среди боя, организовать контратаку, Сабуров собрал
вокруг себя только тридцать человек. Это был весь резерв, на который он мог рассчитывать.
Бабченко торопил. Слова "ни шагу назад" он понимал буквально, не желая считаться с
тем, чего будут стоить эти сегодняшние потери завтра, когда немцы снова пойдут наступать
и их нечем окажется держать. К началу контратаки с левого фланга не успели перетащить
даже минометы, а Сабуров со своими тридцатью бойцами, перебегая от стены к стене, от
развалин к развалинам, уже пошел вперед.
Кончилось это так, как он и ожидал. Семь человек остались лежать между развалинами.
Остальные нашли себе каждый какое-нибудь укрытие неподалеку от склада, и никакая сила
не могла заставить их подняться. Атака не удалась, и в таких условиях и не могла удаться.
Когда люди залегли, немцы стали засыпать их минами. Остаться лежать здесь, где
попало, за ненадежными укрытиями была верная смерть. Огонь все усиливался.
Разорвавшаяся рядом мина слегка оглушила Сабурова; вся левая половина лица вдруг
сделалась чужой, словно набитой ватой. Обломками кирпича его оцарапало, по лицу текла
кровь, но он ее не замечал. Когда огонь стал совершенно невыносимым, Сабуров, дав знак
остальным, пополз обратно.
На обратном пути убило еще одного. Через час после начала этой затеи Сабуров стоял
перед Бабченко за низким обвалившимся выступом дома, где тот, почти не прячась, с самой
близкой дистанции, все время под огнем, наблюдал за атакой.
Сабуров козырнул и с хрустом опустил на землю автомат. Должно быть, его
измазанное кровью и грязью лицо было такое страшное, что Бабченко сначала ничего не
сказал, а потом произнес:
- Отдохните.
- Что? - спросил Сабуров, не расслышав.
- Отдохните,- повторил Бабченко.
Сабуров опять не расслышал. Тогда Бабченко крикнул ему в самое ухо.
- Меня оглушило,- сказал Сабуров.
- Отдохните,- сказал Бабченко в четвертый раз и пошел по направлению к блиндажу.
Сабуров двинулся вслед за ним. Они не спустились в блиндаж, а сели на корточки
рядом, у выступа стены, где была дежурка. Оба молчали, обоим не хотелось смотреть друг
другу в глаза.
- Кровь,- заметил Бабченко.- Ранен?