Page 69 - Дни и ночи

Когда он вытянулся на кровати, ему пришлось вытереть со лба испарину.
Мать вышла. Аня пододвинула скамейку и села рядом с ним.,
- Ну? - сказал он.
- Хорошо? - ответила Аня вопросом на вопрос.
Сабуров протянул ей руку, она взяла ее в свои и долго сидела, глядя на него, чуть-чуть
раскачиваясь на скамейке, то ближе к нему, то дальше от него. Вдруг она испуганно
остановилась.
- А руку совсем не больно?
- Нет, совсем не больно.
И она снова начала раскачиваться, пытливо глядя ему в лицо, разглядывая на нем
каждую морщинку. Это был ее человек, совсем ее. Вот он лежал здесь, в ее доме, и пусть дом
был на самом деле не ее, и завтра опять нужно будет ехать в Сталинград ей, а скоро и ему, но
сейчас она держала его за руку и смотрела на него, и все это было так неожиданно и хорошо,
что у нее навернулись слезы.
- Что ты? - спросил он.
Не отпуская его руки, она вытерла глаза о его плечо.
- Ничего. Просто я очень рада.
Она отодвинула скамейку, пересела на кровать, уткнулась лицом ему в грудь и
заплакала. Она плакала долго, поднимала заплаканное лицо, улыбалась и снова утыкалась
ему в грудь. Она плакала, вспоминая переправы через Волгу, и то, как ее ранили, и как ей
было больно, и как он поцеловал ее тогда, и как она волновалась, и как долго она его не
видела, и какой он страшный был, когда его нашли, и как потом шесть дней она не могла
попасть к нему.
Он смотрел на ее волосы и медленно проводил по ним пальцами. Потом крепко и
безмолвно прижал ее к груди обеими руками. Услышав шаги, он сделал движение, чтобы
отстраниться, но Аня, наоборот, только крепче прижалась к нему. Потом она подняла голову,
посмотрела на мать и снова еще крепче прижалась к нему. И тогда его осенило чувство,
которое потом уже не исчезало,- что это навеки.
Весь день прошел как во сне. Мать Ани входила и выходила, всем видом своим
стараясь показать, что дети могут не стесняться ее присутствия. Сабуров так и видел на ее
губах это слово "дети", и ему было странно, что оно может быть отнесено к нему какой-то
другой женщиной, кроме его матери.
Аня, как он ее ни удерживал, перед обедом убежала, принесла аптечный пузырек со
спиртом и, щурясь, осторожно переливала из него спирт в бутылку и разбавляла водой. Все
эти мелочи - как она вбегала и выбегала, как разбавляла спирт, как щурилась - были
бесконечно милы Сабурову. Потом, когда к его кровати придвинули стол, Аня побежала за
хозяйкой избы и притащила ее. Та на минуту церемонно чокнулась с Сабуровым и чинно
выпила, не поморщившись,- так, как обычно пьют пожилые деревенские женщины. Потом
она ушла.
Аня за обедом, сидя рядом с матерью, быстро рассказала Сабурову, как они раньше
жили, о себе, об отце, о братьях - словом, все то, что лихорадочно говорится вдруг, разом и
только очень любимому человеку. А он полулежал, опираясь на здоровую руку, слушал ее и
думал о том, что придет время и она уже не будет ходить в кирзовых сапогах и не будет
таскать носилок и возить через Волгу раненых. И они вместе уедут. Куда? Разве он мог знать
- куда? Он знал только, что, наверное, это будет очень хорошо. О том же, что будет через
несколько дней, когда он вернется в Сталинград, Сабуров думал вскользь; ему казалось, что
все это как-то устроится. Может быть, даже удастся сделать так, чтобы Аня была с ним
вместе, в его батальоне, надо только сказать Проценко. Он вспомнил хитрое, добродушное
лицо Проценко и подумал, что, будь другое время, Проценко, наверное, приехал бы на
свадьбу. "Свадьба"... Сабуров улыбнулся.
- Что ты улыбаешься? - спросила Аня, все еще запинаясь на слове "ты".
- Так, одной мысли.