Page 72 - Дни и ночи

- Я встану, и мы свадьбу сыграем,- и сам улыбнулся этому слову.- Вы не обидитесь на
то, что мы там сыграем свадьбу?
- На той стороне? - спросила она просто.
- Да.
- Где вам жить, там и делайте,- произнесла она примирительно.
"Та сторона" была для нее Сталинградом, городом, в котором она жила и полной
истины о котором, какие бы слухи ни доходили оттуда, она все же, в силу привычки, не
могла себе представить.
- Главное, чтобы переправы этой не было по три раза на дню,продолжала она.- Пусть
уже лучше там, с вами.
Она еще долго сидела с Сабуровым и разговаривала о том, о чем любят говорить
матери с мужьями своих дочерей,- как Аня росла, как болела скарлатиной и корью, как она
отрезала себе косы и потом опять отпустила, как мать за ней ходила всю жизнь, потому что
дочь-то ведь одна, и о многих иных мелочах, о которых ей было приятно рассказывать.
Сабуров слушал ее, и ему было и радостно и грустно - радостно оттого, что он узнавал
эти милые подробности, и грустно потому, что он всего этого не видел сам, а ему, как и всем
сильно любящим людям, хотелось быть свидетелем всех ее поступков, всего, что у нее было
в жизни до него.
Мать разговаривала с ним, и он чувствовал, что сейчас он был не сильнее, а слабее этой
старой женщины, сидевшей против него. Она умела лучше ждать и быть спокойнее, чем он.
И даже, пожалуй, она нарочно успокаивает его этим разговором.
Наконец она ушла. Сабуров не спал всю ночь, и лишь часов в одиннадцать утра, когда
солнце заглянуло в окна и желтой полосой легло на кровать, он неожиданно для себя
задремал. Он проснулся так же, как когда-то в блиндаже, от пристального взгляда. Аня
сидела на кровати у его ног и смотрела на него. Он открыл глаза, увидел ее, сел на кровати и
протянул к ней руки. Она обняла его и силой уложила обратно:
- Лежи, милый, лежи. Как ты спал?
Ему было стыдно за эти пятнадцать минут, которые он подремал, не дождавшись ее, но
говорить, что он не спал всю ночь, он не хотел,- это, наверное, огорчило бы ее больше, чем
обрадовало.
- Ничего спал,- сказал он.- Ну как там?
- Хорошо,- ответила Аня.- Очень хорошо.
Она говорила весело, но на ее оживленном лице лежали следы усталости, а веки были
опущены, как у человека, который так долго не спал, что может заснуть в любую секунду.
Он посмотрел на часы: было двенадцать, а в четыре ей снова уходить.
- Сейчас же ложись спать,- сказал он.
- А поговорить? - улыбнулась она.- Я ехала на пароме и все вспоминала, что я тебе еще
не сказала. Я столько еще тебе не сказала.
Она наскоро выпила чашку чаю, прилегла рядом с ним и через минуту заснула на
середине недосказанного слова. Он лежал на спине, подложив руку под ее голову, и ему
казалось, что случилось невозможное - время остановилось.
Это ощущение остановившегося времени продолжалось у него все десять дней, что он
прожил здесь до своего возвращения в Сталинград. Как человек, привыкший смирять
природную порывистость, он заставлял себя не думать о том, что сейчас происходило там, в
его батальоне. Все равно он не мог там быть сейчас, и что пользы было ежеминутно думать
об этом. Оставалось только то, с чем ничего нельзя было поделать,- все возраставшее
ощущение огромности происходившей там, в Сталинграде, битвы. И чем дольше он
отсутствовал, тем больше нарастало это ощущение. Он только здесь до конца понял, какой
тревогой в человеческих сердцах звучало издали слово "Сталинград".
Вести доходили до него то через Аню, то через хозяйку, то через заходивших иногда из
госпиталя раненых, и вести эти были нерадостны. Он удерживал себя от того, чтобы
расспросить Аню подробней. Он не хотел отсюда, издали, узнавать эти подробности,