Page 38 - Голова профессора Доуэля

Артур Доуэль был несколько молчалив и холоден. Он любил порядок, умел усидчиво и
систематически заниматься. Ему оставался всего один год до окончания университета, и его
уже оставляли в университете при кафедре биологии.
Ларе, как истый француз-южанин, был чрезвычайно увлекающейся натурой,
сумбурный, взбалмошный. Он забрасывал кисти и краски на целые недели, чтобы потом
вновь приняться за работу запоем, и тогда никакие силы не могли оторвать его от мольберта.
Только в одном друзья были похожи друг на друга: оба они были талантливы и умели
добиваться раз поставленной цели, хотя и шли к этой цели разными путями: один —
большими скачками, другой — размеренным шагом.
Биологические работы Артура Доуэля привлекали внимание крупнейших
специалистов, и ему сулили блестящую научную карьеру. А картины Ларе вызывали много
толков на выставках, и некоторые из них уже были приобретены известнейшими музеями
разных стран.
Артур Доуэль бросил на песок газету, прислонился головой к спинке кресла, прикрыл
глаза и сказал:
— Тело Анжелики Гай так и не найдено.
Ларе безутешно тряхнул головой и тяжко вздохнул.
— Ты до сих пор не можешь забыть о ней? — спросил Доуэль.
Ларе повернулся с такой быстротой к Артуру, что тот невольно улыбнулся. Перед ним
был уже не пылкий художник, а рыцарь, вооружённый щитом-палитрой, с копьём-
муштабелем в левой руке и мечом-кистью в правой, — оскорблённый рыцарь, готовый
уничтожить того, кто нанёс ему смертельное оскорбление.
— Забыть Анжелику!.. — закричал Ларе, потрясая своим оружием. — Забыть ту,
которая…
Внезапно подкравшаяся волна, шипя, окатила его ноги почти до колен, и он
меланхолически закончил:
— Разве можно забыть Анжелику? Мир стал скучнее с тех пор, как замолкли её
песни…
Впервые Ларе узнал о гибели, вернее, о бесследном исчезновении Анжелики Гай в
Лондоне, куда он приехал, чтобы писать «симфонию лондонского тумана». Ларе был не
только поклонником таланта певицы, но и её другом, её рыцарем. Недаром он родился в
Южном Провансе, среди развалин средневековых замков.
Узнав о случившемся с Гай несчастье, он был так потрясён, что единственный раз в
жизни прервал свой «живописный запой» в самом разгаре творчества.
Артур, приехавший в Лондон из Кембриджа, желая отвлечь своего друга от мрачных
мыслей, придумал это путешествие на побережье Средиземного моря.
Но и здесь Ларе не находил себе места. Вернувшись с пляжа в отель, он переоделся и,
сев на поезд, отправился в самое людное место — игорный дом Монте-Карло. Ему хотелось
забыться.
Несмотря на сравнительно ранний час, возле приземистого здания уже толпилась
публика. Ларе вошёл в первый зал. Публики было мало.
— Делайте вашу игру, — приглашал крупье, вооружённый лопаточкой для загребания
денег.
Ларе, не останавливаясь, прошёл в следующий зал, стены которого были расписаны
картинами, изображающими полуобнажённых женщин, занимающихся охотой, скачками,
фехтованием, — словом, всем тем, что возбуждает азарт. От картин веяло напряжением
страстной борьбы, азарта, алчности, но ещё больше и резче эти чувства были написаны на
лицах живых людей, собравшихся вокруг игорного стола.
Вот толстый коммерсант с бледным лицом протягивает деньги трясущимися пухлыми
веснушчатыми руками, покрытыми рыжеватым пушком. Он дышит тяжело, как астматик.
Глаза его напряжённо следят за вертящимся шариком. Ларе безошибочно определяет, что
толстяк уже крупно проигрался и теперь ставит последние деньги в надежде отыграться. А