Page 39 - Голова профессора Доуэля

если нет — этот рыхлый человек, быть может, отправится в аллею самоубийц, и там
произойдёт последний расчёт с жизнью…
За толстяком стоит плохо одетый бритый старик с всклокоченными седыми волосами и
маниакальными глазами. В руках его записная книжка и карандаш. Он записывает выигрыш
и выходящие номера, делает какие-то подсчёты… Он давно уже проиграл всё своё состояние
и сделался рабом рулетки. Администрация игорного дома выдаёт ему небольшое
ежемесячное пособие — на жизнь и игру: своеобразная реклама. Теперь он строит свою
«теорию вероятностей», изучает капризный характер фортуны. Когда он ошибается в своих
предположениях, то сердито бьёт карандашом по записной книжке, подскакивает на одной
ноге, что-то бормочет и вновь углубляется в подсчёты. Если же его предположения
оправдываются, лицо его сияет, и он поворачивает голову к соседям, как бы желая сказать:
вот видите, наконец-то мне удалось открыть законы случая.
Два лакея вводят под руки и усаживают в кресло у стола старуху в чёрном шёлковом
платье, с бриллиантовым ожерельем на морщинистой шее. Лицо её набелено так, что уже не
может побледнеть. При виде таинственного шарика, распределяющего горе и радость, её
ввалившиеся глаза загораются огнём алчности и тонкие пальцы, унизанные кольцами,
начинают дрожать.
Молодая, красивая, стройная женщина, одетая в изящный тёмно-зелёный костюм,
проходя мимо стола, бросает небрежным жестом тысячефранковый билет, проигрывает,
беспечно усмехается и проходит в следующую комнату.
Ларе поставил на красное сто франков и выиграл.
«Я сегодня должен выиграть», — подумал он, ставя тысячу, — и проиграл. Но его не
покидала уверенность, что в конце концов он выиграет. Его уже охватил азарт.
К столу рулетки подошли трое: мужчина, высокий и статный, с очень бледным лицом,
и две женщины, одна рыжеволосая, а другая в сером костюме… Мельком взглянув на неё.
Ларе почувствовал какую-то тревогу. Ещё не понимая, что его волнует, художник начал
следить за женщиной в сером и был поражён одним жестом правой руки, который сделала
она. «Что-то знакомое! О, такой жест делала Анжелика Гай!» Эта мысль так поразила его,
что он уже не мог играть. А когда трое неизвестных, смеясь, отошли, наконец, от стола.
Ларе, забыв взять со стола выигранные деньги, пошёл следом за ними.

В четыре часа утра кто-то сильно постучал в дверь Артура Доуэля. Сердито накинув на
себя халат, Доуэль открыл.
В комнату шатающейся походкой вошёл Ларе и, устало опустившись в кресло, сказал:
— Я, кажется, схожу с ума.
— В чём дело, старина? — воскликнул Доуэль.
— Дело в том, что… я не знаю, как вам и сказать… Я играл со вчерашнего дня до двух
часов ночи. Выигрыш сменялся проигрышем. И вдруг я увидел женщину, и один жест её
поразил меня до того, что я бросил игру и последовал за ней в ресторан. Я сел за столик и
спросил чашку крепкого чёрного кофе. Кофе мне всегда помогает, когда нервы слишком
расшалятся… Незнакомка сидела за соседним столиком. С нею были молодой человек,
прилично одетый, но не внушающий особого доверия, и довольно вульгарная рыжеволосая
женщина. Мои соседи пили вино и весело болтали. Незнакомка в сером начала напевать
шансонетку. У неё оказался пискливый голосок довольно неприятного тембра. Но
неожиданно она взяла несколько низких грудных нот… — Ларе сжал свою голову. —
Доуэль! Это был голос Анжелики Гай. Я из тысячи голосов узнал бы его.
«Несчастный! До чего он дошёл», — подумал Доуэль и, ласково положив руку на
плечо Ларе, сказал:
— Вам померещилось. Ларе. Возьмите себя в руки. Случайное сходство…
— Нет, нет! Уверяю вас, — горячо возразил Ларе. — Я начал внимательно
присматриваться к певице. Она довольно красива, чёткий профиль и милые лукавые глаза.
Но её фигура, её тело! Доуэль, пусть черти растерзают меня зубами, если фигура певицы не