Page 90 - Ленька Пантелеев

счетоводом или конторщиком из Углича, которого звали Николай Александрович Романов.
Говорили, что это переодетый и загримированный Николай II, бежавший из своей
екатеринбургской ссылки. Конторщик на бывшего царя ничем не походил, был выше его и
лицо у него было бритое, но Леньку занимало смотреть на этого человека и думать: а что если
это и верно Николай Второй?.. Что ж удивительного: усы и бородку сбрил, щеки подрумянил,
а ноги... Что ж, и ноги, наверно, можно подлиннее сделать!.. Он даже пересел поближе к
конторщику, чтобы посмотреть, не на высоких ли каблуках у него штиблеты...
Лежа в высокой густой траве, Ленька смотрел в голубое чистое небо, прислушивался к
щебету птиц, к разговорам, к смеху, к звону посуды... Все плохое забылось, было легко,
весело, похоже на пикник.
Развеселилась даже Нонна Иеронимовна.
Когда был допит второй самовар и все поднялись, чтобы продолжать путешествие,
Ленька вспомнил о бордосской жидкости и стал искать бидончик.
- Да оставь ты, наконец, свою бандуру! - закричала на него учительница.
- Какую бандуру? - заинтересовались вокруг. - Разве мальчик - музыкант?
- Ого! Еще какой!..
Леньку окружили, стали просить, чтобы он показал, что у него за музыка такая. Ленька
засмущался, покраснел, стал отнекиваться. Но в конце концов ему пришлось не только
развернуть пакет и показать бидончик, но и объяснить, зачем он ему нужен.
Никто из его объяснений ничего не понял, только девочки-близнецы слушали Леньку с
интересом, и одна из них даже потрогала осторожно бидончик пальцем.
Шумная веселая компания, растянувшись длинной цепочкой, шла извилистой лесной
дорогой. Позади всех тащился со своей бандурой Ленька. Он был обижен, дулся на Нонну
Иеронимовну. Учительница несколько раз оглядывалась, искала его глазами, потом сошла с
дороги, подождала мальчика и пошла рядом.
- Ну, что? - улыбнулась она.
- Ничего, - пробурчал Ленька.
- Не сердись, Алексей - божий человече, - сказала старуха. - Ты молодец, доброе дело
делаешь. Хороший, говоришь, дядька этот твой Василий Федорыч?
- Да. Хогоший, - ответил Ленька.
- А кто он?
Леньке было трудно объяснить, кто такой Василий Федорович. Просто хороший
человек. А почему хороший, - этого словами не расскажешь. Вот Нонна Иеронимовна тоже
ведь хорошая. А собственно, - чем? Смеется, грубит, кричит, как извозчик, шуточки
вышучивает!..
Весь день шли - полями, лесами, дорогами, тропинками и межами. Заходили в деревни и
на хутора, пили молоко, не щадя животов объедались хлебом, творогом, огурцами, салом,
курятиной.
Постепенно компания беженцев таяла, рассеивалась. Почти в каждой деревне с
кем-нибудь прощались, кто-нибудь уходил, отставал, сворачивал в сторону. Отстала
московская красавица со своими близорукими девочками. Ушел на Гаврилов Ям розовощекий
детина с дядькой Зиновьичем. Как-то незаметно исчез, растворился и Николай Александрович
Романов.
"Наверно, за границу пробирается", - подумал Ленька, которому не хотелось так сразу
расставаться со своей фантазией.
В деревне Быковке, уже под вечер, распрощались с Тиросидонской. Обнимаясь и
целуясь с учительницей, Александра Сергеевна заплакала.
- Берегите нервы, дорогая, - сказала старуха, погладив ее по плечу. Они вам еще ой-ой
как пригодятся!..
А Леньке она сказала:
- И ты тоже, Бетховен... Играй на чем хочешь - на бандурах, на балалайках, на барабанах,
- только не на маминых нервах. Понял меня?