Page 89 - Ленька Пантелеев

всегда, прекрасно. Положив на колени свой туго набитый мешок и черный зонт, она шутила,
смеялась, подтрунивала над трусами и паникерами, которых и на пароходе оказалось немало.
Но вот машина под ногами у Леньки застучала потише, вот что-то заклокотало и
забурлило и сразу смолкло. Только чувствовалось плавное движение и покачивание парохода.
- Что это? - прошептала Александра Сергеевна, подняв глаза на учительницу.
- Кончено, матушка, - ответила та, поднимаясь и закидывая за спину рюкзак. - С
приездом вас...
Минуту спустя шумная толпа беженцев, весело переговариваясь, уже поднималась по
отлогому берегу - туда, где виднелись какие-то низенькие приземистые строения, заборы,
кусты и белые колпаки нобелевских цистерн.
Казалось, что все страхи остались позади...
И вдруг Ленька услышал у себя над головой знакомый улюлюкающий свист. Он увидел,
что все вокруг побежали, и тоже побежал.
- Что случилось? - в который раз за эти дни спрашивали вокруг.
- Стреляют.
- Кто стреляет?
- Да вы что, - не видите? Красные открыли огонь с моста!
Кто-то толкнул Леньку, он споткнулся, уронил свой сверток, нагнулся, чтобы поднять
его, и увидел, что действительно стреляют с железнодорожного моста. Но тут же он понял,
почему стреляют.
По сходням, ведущим с парохода на берег, низко наклоняясь и закрывая руками головы,
бежали один за другим люди в военной форме. Прыгая на берег, они разбегались в разные
стороны.
- Смотри! - сказала Нонна Иеронимовна, схватив Леньку за плечо. Смотри, мальчик! И
запомни!.. Это называется - крысы, бегущие с тонущего корабля.
Через час беженцы уже сидели на крылечке лесного хутора, верстах в четырех от города,
пили парное молоко и с наслаждением ели черный пахучий деревенский хлеб.
Постепенно на хуторе собралось еще человек двадцать беглецов из Ярославля.
Где-то далеко бушевала гроза, где-то еще ухало и грохотало, а здесь, в маленьком
хуторском садике, летали пчелы, щебетали птицы, мутно поблескивал и попахивал уютным
дымком большой медный самовар; люди сидели на свежей зеленой траве, пили, закусывали,
наперебой говорили, смеялись и уже не серьезно, а шутя рассказывали о тех страхах, которые
им только что довелось пережить.
Были тут смешные и занятные люди.
Была молодая красивая московская дама с двумя близорукими девочками-близнецами.
Вспоминая об ужасах, которые они испытали в Ярославле, дама поминутно закатывала глаза и
говорила:
- Мне лихо было!.. Ой, не могу, до чего лихо мне, лихо было!..
Девочки робко усмехались, щурились и поглядывали на Леньку, который тоже иногда
посматривал в их сторону, но при этом усиленно хмурился и начинал с деловым видом
поправлять ремешок на сандалии.
Был среди беженцев толстый румянощекий парень, - как говорили, купеческий сынок, -
которого сопровождал дядька, старик по имени Зиновьич. Над румяным детиной все
смеялись. Рассказывали, что в Ярославле он жил в гостинице "Петроград", в угловом номере.
Ночью снарядом оторвало весь угол дома, комната превратилась в открытую террасу, а парень
так и проспал до утра, ничего не заметив и не услышав. Вокруг хохотали, а детина пил чай,
прилежно дул на блюдечко и, тупо улыбаясь, смотрел в одну точку. Ленька тоже смеялся, но
смешным ему казалось не то, что у детины такой крепкий сон, а то, что его, почти взрослого
человека, водит за руку дядька. Это было как-то старомодно, по-книжному причудливо, и,
хотя купчик не был ничем похож на Гринева, а скорее на Обломова или на Митрофанушку,
Леньке вспомнилась "Капитанская дочка" Пушкина.
Много шутили и подтрунивали и над другим молодым человеком, над каким-то