Page 44 - Мой генерал

Кешка прижал руки по швам и бойко отрапортовал:
– Служим Советскому Союзу, товарищ генерал-лейтенант!
Генерал-лейтенант стоял перед Кешкой в растоптанных валенках, в ватнике и ушанке.
Одна рука была в обычной перчатке, а из второй торчали голые кончики пальцев.
Дед приложил к ушанке перчатку с голыми пальцами – приложил умело: резко и четко
– и протяжно скомандовал:
– В-вольно-о!
Кешка согнул коленку одной ноги, стал «вольно», и мы все рассмеялись, радуясь
спасению моего генерала.
А потом… Потом мы пошли к нам и все ждали, пока дед переоденется.
Я даже думать об этом перестал. Ведь с этой же моей прихоти начались все несчастья.
Я хотел обязательно рядом с дедом идти. Чтобы он в форме, с орденами и погонами. И на
мне как бы отражается свет его славы. Вот чего когда-то хотелось.
И вот мы пробираемся среди сугробов, а встречные люди оборачиваются на деда,
переговариваются громко:
– Смотрите, даже генерал приехал.
– Подмога пришла!
– Ну, теперь не пропадем!
Дед хмурится, а я улыбаюсь: понятно, почему он именно сегодня шинель надел. Для
этого вот. Чтобы люди оборачивались. Чтобы думали: раз генерал, значит, армия на выручку
пришла, все в порядке. От дедовой шинели сегодня польза – она людей успокаивает. И я
улыбаюсь, и ругаю себя за прежние свои глупости и страдания, и думаю, какой дедушка
молодец: надел свою шинель в самый нужный час, надел не для похвальбы, а для дела, и вот
наконец я иду с ним и горжусь, и Кешка и Кирилл тоже гордятся моим дедом. Настал
долгожданный момент. Только он в тысячу раз лучше, чем я когда-то придумывал. В
миллион.
Мы идем к управлению, там штаб. Туда люди движутся, чтобы организованно, всем
вместе, поселок расчистить.
Когда мы с дедушкой вошли в кабинет к начальнику стройки, народу там было
невпроворот. Но все сразу раздвинулись, пропуская нас. Притихли.
Начальник стройки шагнул к деду, молча пожал ему руку.
– Догадываюсь, кто к нам прибыл, – сказал он и поглядел в угол. Там, у телефонов,
стоял отец. – Очень кстати, Антон Петрович!
– Что ж, поручайте! – ответил дедушка строго и показал на нас: – Вот у меня и
помощники есть.
Начальник стройки пожал и нам руки.
– Пионерам мы работу найдем, а вас, Антон Петрович, приглашаю быть моим
заместителем. По-фронтовому – начальником штаба! – И обратился к людям, сидевшим в
кабинете: – Прошу любить и жаловать! Генерал-лейтенант Рыбаков. Сообщения о ходе работ
передавать ему, в этот кабинет, – он координирует наши усилия.
Народ стал расходиться, уехал куда-то и начальник стройки.
Отец объяснял что-то деду, водя пальцем по карте.
Получили задание и мы: откапывать клуб. Начальник стройки приказал – вечером
должно быть кино.
Мы работали три дня.
Взрослые три дня и три ночи.
Я спал один. Ненадолго появлялась мама. Ложилась на часок отдохнуть. Потом
вскакивала и убегала опять. Перед уходом варила кофе.
Кофе я носил деду. После клуба нашу школу «бросили на питание». Все столовые
работали круглые сутки, а мы разносили еду в специальных бидонах. И чай носили. И кофе.
Но мамин кофе был особенным – его любил дед. И вечером я относил ему термос.
Дед дежурил в кабинете начальника стройки. На диване лежала его шинель. Когда я