Page 66 - Мой генерал

Помолчим. Подремлем. Опять продолжаем длинный разговор.
Действительно, столько замечательного увидел я за каникулы, но на душе у меня
кошки скребут. Никак не забуду того парня в застежках. Фиделя. Тоже прокурор нашелся! Я
и без него про себя знаю. Знаю, что похож был на тех внуков. Но в Москве-то чем я виноват
оказался? Сами же явились!
Я спрашиваю дедушку. Он молчит. Потом говорит:
– Подумай!
– Ну, мог бы я им сказать: выметайтесь?
– Подумай!
– Чего еще думать?
– Все-таки подумай. Думать учись.
– Но я же вежливым должен быть.
– А про галстук? Когда этот Глеб про галстук сказал, ты почему промолчал? Знаешь,
это как называется? Соглашательство! Ты хоть и не снял галстук, а с Глебом согласился,
ясно? Потому что не ответил ему как следует. Промолчал. Примирился.
Я от деда отодвинулся. Стал в иллюминатор смотреть. Чтобы он не увидел, как в глазах
слезы задрожали. Сказанул называется! Соглашательство! Еще чего!
– Вот видишь, – сказал дед, – я тебе правду сказал, а ты обиделся. На правду многие
обижаются. На ложь не обижаются. За ложь – спасибо говорят. А правду простить не могут.
Я молчу. Обижаюсь. Потом не обижаюсь. Просто молчу. Думаю. Приваливаюсь к деду.
Он опять прикрывает меня рукой.
– Честность и правда выше вежливости, – говорит дедушка. – А выше всех –
убежденность.
– А как с тем парнем быть? – спрашиваю я. – С Фиделем.
– Никак, – отвечает дед.
– Может, письмо написать?
– Что напишешь? Что ты не такой? Не надо.
– Почему?
– Это в письмах не доказывают. Словам не верят. Верят делам.
Я молчу. Думаю. Что-то щекочет под ложечкой. Какое-то недовольство.
– Тебе досадно? – спрашивает дед.
Я киваю головой: еще как.
– Хорошо! – шепчет он.
– Чего тут хорошего?
– Это значит, недоволен собой. А когда человек недоволен собой, это прекрасно. Хуже
нет, если он собой доволен. Пиши пропало. Нет человека. Хоть он и есть, а его нет. Умер,
пусть даже живой. Человек должен быть недоволен собой. А если ошибся, должен
досадовать. Когда он досадует, он ошибку понимает. Досада – это урок.
– А у тебя бывает досада? – спросил я.
Дед замолчал. Я думал, он задремал, мне же из-под руки его лица не видно. Я
ворохнулся. Дедушка вздохнул. Значит, не спит.
– Бывает? – повторил я.
– Помнишь телеграммщика? – спросил дед.
– Того забулдыгу? – удивился я.
– Забулдыгу, – вздохнул дед. – Это он теперь забулдыга, а ведь был майор. Вот я и
думаю, как же так вышло?
– Чего тут расстраиваться? – опять удивился я. – Досадовать надо на себя, ты говорил.
Когда сам ошибся. А тут ошибается другой человек.
– Верно говоришь. Но ведь не бывает же так сразу: сначала – хороший и вдруг –
плохой. Давай поразмышляем.
Я согласен. Я люблю, когда дедушка размышляет.
– Давай, – отвечаю я, – значит, он был майор.