Page 2 - Не стреляйте в белых лебедей

у Марьицы платьев шерстяных — пять штук, костюмов суконных— два да костюмов
джерсовых — три целых. Есть в чем на культуру поглядеть, есть в чем себя показать, есть
что в ларь положить.
А причина у Харитины одна: Егор Савельич, муж дорогой. Супруг законный, хоть и
невенчанный. Отец сыночка единственного. Кормилец и добытчик, козел его забодай.
Между прочим, друг-приятель приличного человека Федора Ипатовича Бурьянова,
Марьиного мужа. Через два проулка — дом собственный, пятистенный. Из клейменых
бревен: одно в одно, без сучка, без задоринки. Крыша цинковая: блестит — что новое ведро.
Во дворе — два кабанчика, овец шесть штук да корова Зорька. Удоистая корова — в дому
круглый год масленица. Да еще петух на коньке крыши, как живой. К нему всех
командировочных водили:
— Чудо местного народного умельца. Одним топором, представьте себе. Одним
топором сработано, как в старину.
Ну, правда, чудо это к Федору Ипатовичу отношения не имело: только размещалось на
его доме. А сделал петуха Егор Полушкин. На забавы у него времени хватало, а вот как бы
для дельного чего…
Вздыхала Харитина. Ох, не доглядела за ней матушка-покойница, ох, не уходил ее
вожжами отец-батюшка! Тогда б, глядишь, не за Егора бы выскочила, а за Федора. Царицей
бы жила.
Федор Бурьянов сюда за рублем приехал тогда еще, когда здесь леса шумели — краю
не видать. В ту пору нужда была, и валили этот лес со смаком, с грохотом, с прогрессивкой.
Поселок построили, электричество провели, водопровод наладили. А как ветку от
железной дороги дотянули, так и лес кругом кончился. Бытие, так сказать, на данном этапе
обогнало чье-то сознание, породив комфортабельный, но никому уже не нужный поселок
среди чахлых остатков некогда звонкого краснолесья. Последний массив вокруг Черного
озера областные организации и власти с превеликим трудом сумели объявить водоохранным,
и работа заглохла. А поскольку перевалочная база с лесопилкой, построенной по последнему
слову техники, при поселке уже существовала, то лес сюда стали теперь возить специально.
Возили, сгружали, пилили и снова грузили, и вчерашние лесорубы заделались грузчиками,
такелажниками и рабочими при лесопилке.
А вот Федор Ипатович за год вперед все в точности Марьице предсказал:
— Хана прогрессивкам, Марья: валить вскорости нечего будет. Надо бы подыскать
чего поспособнее, пока еще пилы в ушах журчат.
И подыскал: лесником в последнем охранном массиве при Черном озере. Покосы
бесплатно, рыбы навалом, и дрова задарма. Вот тогда-то он себе пятистенок и отгрохал, и
добра понапас, и хозяйство развел, и хозяйку одел — любо-дорого. Одно слово: голова.
Хозяин.
И держал себя в соответствии: не елозил, не шебаршился. И рублю и слову цену знал:
уж ежели ронял их, то со значением. С иным за вечер и рта не раскроет, а иного и поучит
уму-разуму:
— Нет, не обратал ты жизнь, Егор: она тебя обратала. А почему такое положение?
Вникни.
Егор слушал покорно, вздыхал: ай, скверно он живет, ай, плохо. Семью до крайности
довел, себя уронил, перед соседями стыдоба — все верно Федор Ипатыч говорит, все
правильно. И перед женой совестно, и перед сыном, и перед людьми добрыми: Нет, надо
кончать ее, эту жизнь. Надо другую начинать: может, за нее, за буду щую светлую да
разумную, Федор Ипатыч еще рюмочку нальет, сдобрится?..
— Да, жизнь обратать — хозяином стать: так-то старики баивали.
— Правда твоя, Федор Ипатыч. Ой, правда!
— Топор ты в руках держать умеешь, не спорю. Но — бессмысленно.
— Да уж. Это точно.
— Руководить тобою надо, Егор.