Page 34 - Партизанка Лара

«Коли синица запела, недолго морозу лютовать, — говорила бабушка, — весну несёт
солнышко. Оно и снег топит, и ночь коротит. И синица раньше всех чует, что день
прибыл. Слышь, как она выговаривает: свет, свет, свет!»

На кусте сирени пела синица, а чуть поодаль, увязая в глубоком снегу, по усадьбе
пробирался кто-то низенький, кругленький, в цветастом платке.

— Фрося!

— А ты не видишь? — о Ларино плечо ударился снежок.

— Ах, так! Ну, погоди!

В ту же минуту весь Фросин полушубок был залеплен снежками.

— Хватит. Ну хватит, Лариса. Я на минутку. Хотела тебе сказать…

— Ушёл? — догадалась Лара.

— Ага. Нынче в ночь. Там и два Ивана, и Синицыны…

«Свет, свет, свет…» — вызванивала синица.

И в душе у девочки пело по-синичьи: свет, свет! Как бы ни было трудно, свет победит
тьму, победит свет!

Прошло больше года. Опять наступила весна, вторая весна с тех пор, как дядя Родион стал
печенёвским старостой. Тогда ему казалось, что война кончилась: деревней завладели
немцы и надо к ним приноравливаться, надо думать о себе.

Но теперь он видел, что война не кончилась, она стала войной народа. В партизаны
уходили и девушки и старики.

Как они не боялись? Этого он не мог понять. Сам он жил между двух огней, в вечном
страхе. Не донесёшь — немцы узнают, казнят. Но если партизаны узнают, что он
донёс, — партизаны его не помилуют.

Весной разнёсся слух, что в деревне, где-то неподалёку, партизаны застрелили предателя-
старосту. Дядя Родион стал ходить по улицам оглядываясь. Его пугала собственная тень.

Ночью он вскакивал с постели.

— Даша! У нас под окнами кто-то ходит.

— Ничего не слыхать. Приснилось тебе.

— Слышь, ставень дёрнули: меня выглядают. Но я никого не выдал. Петька Кондруненко
приходил повидаться с матерью. В немецкую форму переоделся, наглец. Я виду не подал,
что узнал Петьку. На всё глаза закрываю. За что же меня казнить?

— Да ты совсем хворый, Родя! Что мне делать с тобой!