Page 33 - Повести Белкина
P. 33
Алексей знал, что если отец заберет что себе в голову, то уж того, по выражению
Тараса Скотинина, у него и гвоздем не вышибешь; но Алексей был в батюшку, и его столь
же трудно было переспорить. Он ушел в свою комнату и стал размышлять о пределах власти
родительской, о Лизавете Григорьевне, о торжественном обещании отца сделать его нищим
и, наконец, об Акулине. В первый раз видел он ясно, что он в нее страстно влюблен;
романическая мысль жениться на крестьянке и жить своими трудами пришла ему в голову, и
чем более думал он о сем решительном поступке, тем более находил в нем благоразумия. С
некоторого времени свидания в роще были прекращены по причине дождливой погоды. Он
написал Акулине письмо самым четким почерком и самым бешеным слогом, объявлял ей о
грозящей им погибели и тут же предлагал ей свою руку. Тотчас отнес он письмо на почту, в
дупло, и лег спать весьма довольный собою.
На другой день Алексей, твердый в своем намерении, рано утром поехал к
Муромскому, дабы откровенно с ним объясниться. Он надеялся подстрекнуть его
великодушие и склонить его на свою сторону. «Дома ли Григорий Иванович?» – спросил он,
останавливая свою лошадь перед крыльцом прилучинского замка. «Никак нет, – отвечал
слуга; – Григорий Иванович с утра изволил выехать». – «Как досадно!» – подумал Алексей.
«Дома ли, по крайней мере, Лизавета Григорьевна?» – «Дома-с». И Алексей спрыгнул с
лошади, отдал поводья в руки лакею и пошел без доклада.
«Все будет решено, – думал он, подходя к гостиной; – объяснюсь с нею самою». Он
вошел… и остолбенел! Лиза… нет, Акулина, милая смуглая Акулина, не в сарафане, а в
белом утреннем платьице, сидела перед окном и читала его письмо; она так была занята, что
не слыхала, как он и вошел. Алексей не мог удержаться от радостного восклицания. Лиза
вздрогнула, подняла голову, закричала и хотела убежать. Он бросился ее удерживать.
«Акулина, Акулина!..» Лиза старалась от него освободиться… «Mais laissez-moi done,
20
monsieur; mais êtes-vous fou?» – повторяла она, отворачиваясь. «Акулина! друг мой,
Акулина!» – повторял он, целуя ее руки. Мисс Жаксон, свидетельница этой сцены, не знала,
что подумать. В эту минуту дверь отворилась, и Григорий Иванович вошел.
– Ага! – сказал Муромский, – да у вас, кажется, дело совсем уже слажено…
Читатели избавят меня от излишней обязанности описывать развязку.
Конец повестям Белкина
20 Оставьте же меня, сударь; с ума вы сошли? (фр.)